Денис Бурмистров - Равновесие Парето

Уж не знаю, насколько соотносился Карчевский с такой породой работников геологических экспедиций, но я навесил на него это образ и тем самым объяснил для себя манеру общения Олега. И сразу же все встало на свои места.

Пользуясь тем, что общение стало легче и веселее, я спросил у Олега про гул. Тогда он и рассказал мне про Колодцы.

Колодцами местные называли круглые провалы в земле, образовавшиеся над бывшим лавовым коридором. Никакой лавы, понятное дело, под землей давно уже нет, зато есть бурная подземная река, от которой в город провели канализацию. Вот движение этой реки, круговорот воздуха в длинных каменных трубах, и создает непрекращающийся гул. Именно поэтому никаких жилых построек рядом нет — мало кто выдерживает долгое пребывание в такой обстановке.

Так мы, разговаривая, дошли до края поля, до места, где начинался уклон вниз.

— Смотри, — довольно оскалившись сказал Карчевский, подводя меня к краю поля. — Вот они, Колодцы.

Я сделал еще шаг и замер, пораженный открывшимся видом.

Когда Олег рассказывал о Колодцах, то я представлял себе провалы в земле, похожие на скальные пещеры, виденные мной в Крыму, на берегу моря. Те пещеры были похожи скорее на трещины, чем на колодцы, некоторые были достаточно широкими, некоторые можно было перепрыгнуть без разбега. Изломанные, с рваными краями, промытые волнами и обтесанные ветрами.

Но увидел я совсем не то, что ожидал.

Три огромных Колодца, каждое почти идеально круглые, зияли чернильной бездной передо мной. Размером с хоккейную площадку, они походили на три следа от пальцев бога, решившего сыграть в боулинг Землей. Они поистине вселяли страх и трепет, я буквально видел исходящие из них потоки воздуха, несущие с собой гул и холод глубин.

И возле одного из Колодца кто-то стоял, кутаясь не то в шаль, не то в широкий шарф.

— Проникся? — с гордостью осведомился геолог, словно эти дыры были его творением. Я лишь кивнул.

— Тогда пойдем, — Олег засунул руки в карманы анорака и зашагал вниз. Я последовал следом, не отводя восхищенного взгляда от завораживающего зрелища. И с еще большим удивлением заметил, что чем ближе мы подходили к ямам, тем тише становился дребезжание воздуха. Затих и ветер, нещадно дующий в лицо на поле и залезающий за шиворот. Стало теплее. Эффект глаза бури?

Странный старик нахохленной вороной стоял на самом краю одного из Колодцев, склонив голову, будто высматривал что-то. Одежды его трепетали, концы шарфа то и дело взлетали вверх.

Когда мы подошли ближе и остановились, Карчевский громко поприветствовал его:

— Здорово, Юдин!

— Здорово, Карчевский, — ответил старик неожиданно глубоким и сочным басом. Он глубоко вдохнул поднимающийся из глубин воздух, отступил назад и только после этого повернулся.

Сухое бородатое лицо, острые скулы, низкие кустистые брови. Вблизи борода этого старика виделась еще более белой, она контрастировала с черной морской шинелью, запахнутой на все крючки. Борода была настолько густой, настолько гладко расчесанной, волосок к волоску, что казалась искусственной, как у Дедов Морозов из ТЮЗов.

Из-под бороды свисали два конца завязанного под горлом шерстяного шарфа с красно-черным геометрическим узором. Свисающие из рукавов варежки на резинках, на которые я обратил внимание еще на аэродроме, отсутствовали.

Старик кивнул Олегу, потом перевел взгляд на меня. Глаза у старика были черные и пронзительные, такие же, как бездна за его спиной.

— Знакомьтесь, — Карчевский указал на меня, — это Игорь Ермаков, турист-гастролер.

Я недовольно покосился на геолога, но кивнул.

— А это Юдин Ян, местный сумасшедший, — без тени вежливости сказал Карчевский.

Но странного старика это, похоже, нисколько не удивило и не расстроило. Он в ответ отвесил короткий поклон мне, пробасил:

— Видел вас на аэродроме.

Не поняв вопрос это или утверждение, я на всякий случай ответил:

— Да, я вас тоже там заметил.

— Вы поворкуйте пока, я по делам отойду, — Карчевский хлопнул меня по спине и двинулся к соседнему Колодцу, к насыпанной из небольших камней горке.

Старик поднял свою палку-посох, отнес ее к лежащему поодаль рюкзаку. Завозился там, не спеша роясь внутри пыльного «сидора». Недалеко от нас геолог вытаскивал из разваленной кучи небольшой металлический цилиндр, похожий на термос.

Все занимались своими делами. Оставленный на собственное усмотрение, я набрался смелости заглянуть в ближайший Колодец.

Осторожно ставя ноги, я приближался к краю ямы.

«Не упасть бы», — промелькнула в голове шальная мысль и в ноги сразу же пришла предательская слабость. Захотелось упасть на колени и проделать оставшийся путь на карачках. Я быстро бросил взгляд на старика, который минуту назад бесстрашно стоял на самом краю, обругал себя трусом. Внутренне холодея, подошел к кромке Колодца. Облизнул пересохшие губы и посмотрел вниз.

Возможно, я никогда не попаду в Лувр или в Тауэр. Скорее всего, я никогда не пройдусь по лугам Новой Зеландии и не ступлю на вершину Эвереста. Возможно, я никогда не увижу всех этих чудес света. Но то зрелище, что предстало перед моими глазами сейчас, по праву затмило все удивительные пейзажи и волшебные картины, виданные мною до сих пор.

Черная пустота подземного космоса начиналась возле моих ног и уходила глубоко вниз, на расстояние, в котором мог бы уместиться высотный дом. Тьма манила, дышала в лицо холодным воздухом, острым и жгучим. Поднимающийся из глубин гул проникал сквозь тело, заставлял его вибрировать в унисон с колебанием звука. Источник этого гула, широкая подземная река, сверкала искрами света на гребнях свинцовых волн, которые стремительным потоком проносились мимо, подо мной, и исчезали под противоположным краем. Эта река заполняла собой все пространство, все дно Колодца, словно символизирую постоянное движение в царстве монолита окружающего ее камня. Мелкая водяная пыль поднималась вверх, закручивалась в спираль потоком воздуха, изображая циклон в миниатюре, оседала на покрытых зеленым мхом скользких стенах.

И это все было грандиозно!

От увиденного у меня перехватило дух. Я вынужден был все-таки опуститься на колени, чтобы не упасть головой вниз, в эту гудящую, стремящуюся вперед черную бездну, неожиданно потащившую за собой. Отталкиваясь ладонью от шершавой поверхность земли, я отполз назад. И встал лишь тогда, когда посчитал расстояние до Колодца достаточно безопасным.

И все же в душе поселился первобытный страх, страх перед стихией, которая живет своей, отдельной жизнью, невзирая на копошащихся вокруг людишек. Я почувствовал себя неуютно, осознав, что прямо подо мной, в данную минуту, со скоростью почтового поезда, проносятся тонны воды. Что я сижу на каменной крыше, которая в любой момент может обвалиться, как некогда обвалились своды нынешних Колодцев. Буквально кожей почувствовал, как я мал в сравнении с незримыми движениями окружающего мира, с течением рек, с массивами проносящихся над головой облаков, с теми давящими пластами времени, отсчитывающим часы, года, века и эпохи. И вдруг ясно, очень ясно осознал, что с моим исчезновением ровным счетом ничего из этого не изменится. Моя смерть не остановит ход времени, не заставит реки прекратить течь и не разгонит облака даже над мало-мальским двориком этого забытого всеми городка. Стало страшно.