Денис Бурмистров - Равновесие Парето

И город знал это. Пустой город стал похож на бездомную собаку, обросшую, грязную, больную. Дороги с лужами и скользкой грязью, обшарпанные стены, отбитые кирпичные кладки, кривые заборы, покосившиеся фонари.

Все это было и раньше. Но без людей это стало особенно бросаться в глаза. Без людей город стал таким, каким являлся на самом деле.

Да еще к тому же и безумным.

Город не пускал нас к намеченной цели, кидая из одной части города в другую. Мы вышли из дома на улицу Солнечную, но когда пересекли границу тротуара и проезжей части, то оказались на склоне, ведущему к Колодцам. Не дойдя до Колодцев переместились на стоянку во дворе какого-то общежития. Потом — на проспект Труда. Потом — к ДК Горняков. Потом еще в пару незнакомых мне мест.

Эти перемещения не сопровождались эффектами. Просто вот мы идет по улице Солнечной, а вот уже — по траве городского парка. Сначала это ошеломляло, пугало, потом вызывало интерес, желание экспериментировать. А потом стало утомлять.

Карчевский, который держал в голове план города, старался найти закономерность наших прыжков. Но пока терпел неудачу. Отчего злился и каждое наше перемещение приветствовал отборной бранью.

Еще одним вопросом, занимающим меня, был вопрос о самом факте такого изменения местности. Это мы перемещаемся или город перемещается относительно нас? Выходило, что местность скачет даже тогда, когда мы стоим на месте, с абсолютно разными интервалами от пяти минут до получаса. И каким-то чудом мы каждый раз оказываемся на открытом воздухе, а не в стенах домов или на деревьях.

Будто бы город что-то искал, перекладывая себя с место на место. А мы были лишь досадной помехой.

Город был безлюден, но не пуст. Много странного встретилось нам по дороге.

К моему облегчению опасных теней видно не было. То ли нас пока не нашли в этой чехарде, то ли они появлялись ближе к вечеру. Но и без теней город жил странной и пугающей жизнью.

В одном из дворов, мимо ржавого гаража, женщина несла тяжелые сумки домой. Полупрозрачная, она появлялась у одного угла железной коробки и пропадала у другого, чтобы появиться вновь и проделать опять свой короткий путь.

Мы не стали подходить.

В одном месте, прямо из асфальта, торчали подошвы рабочих ботинок. Я хотел было потыкать в них копьем, но Олег оттащил меня, и мы прошли мимо.

На неизвестной мне улице, возле бакалейного магазина, бестелесные голоса, произносили что-то неразборчивое с невероятной скоростью. Так быстро, что резало уши. Мы поспешили уйти, хотя Карчевский еще долго шевелил губами, пытаясь уловить смысл.

Я не верил себе. Впервые в жизни я ставил под сомнение свои органы чувств. После встречи с исчезающей женщиной, когда мы уже прошли некоторое время, я поймал себя на мысли о нереальности происходящего. Еще минуту назад я видел полупрозрачный призрак своими глазами, а теперь я сам для себя отрицал это. Потому что призраков не бывает. И получалось, что глаза говорили одно, а разум — другое.

И от этого парадокса у меня разболелась голова.

Когда ломаются старательно возведенные башни устоявшегося бытия, то это всегда больно.

Карчевский же никак не комментировал происходящее вокруг. Он избрал политику созерцания, не давал и мне лезть, куда не следует. Мы не стали пробовать кидаться камнями в окна, за которыми двигались призрачные тени, мы не стали ловить катающийся по кругу детский мяч. Мы смотрели, слушали и проходили мимо. Потому что Олег четко сказал еще в начале пути: «Это уже не наше. Не надо трогать». И мы не трогали. Потому что совсем не хотелось знать, что будет если. Потому что при всем желании поэкспериментировать я боялся последствий. И старался вести себя разумно.

До тех пор, пока мы не набрели на дом шофера Ильи.

— Смотри-ка, опять на Солнечную попали, — Олег остановился у торца дома, уперев руки в бока. — Хреново, если нас по кругу повело.

— А я знаю этот дом, — отозвался я, подходя ближе к геологу. — Я тут в гостях был у…

Стекло в окне второго этажа разлетелось вдребезги, острыми осколками брызнуло наружу. Вылетевший за мгновение до этого красный корпус телефонного аппарата с хрустом влетел в разросшиеся кусты акации, повис трубкой на ветвях.

Из окна донесся грохот переворачиваемой мебели, мелькнула тень. Багровые отблески отразились от хищно ощерившихся осколков стекла, торчащих длинными клыками из рамы, в проеме появился мужчина в тельняшке и с горящей табуретной ножкой в руке. Илья, шофер!

— Илья! — заорал я. — Илья! Это я, Игорь!

Илья недоуменно посмотрел из стороны в сторону, потом наконец выглянул наружу. Увидел меня, лицо его преобразилось, он открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но позади него что-то показалось, что-то черное, и он резко развернулся, размахивая факелом. Скрылся из вида, лишь мелькнула тельняшка. Звон посуды, гортанные крики Ильи.

Мы с Карчевским переглянулись.

— Там что-то происходит! — возбужденно прокричал я ему.

— Не слепой, — Олег мотнул головой. — Он один живет?

— Один. Олег! Надо что-то делать!

Грохот, крики. В темноте квартиры огненной дугой мазнул длинный след факела Ильи, сорвалась с гардины занавеска.

— Олег! — я метался от дома к геологу. — Ну! Чего же ты стоишь? Я же не могу принимать решения, я ни разу не попадал в такие ситуации!

Олег бросил на меня недовольный взгляд, сплюнул под ноги. Нехотя скомандовал:

— За мной.

И побежал к дому. Я припустил за ним, сжимая копье.

Протопали по битым стеклам. Карчевский притормозил возле двери подъезда, распахнул ее мощным рывком. Бросил настороженный взгляд внутрь, бросился внутрь. Я еле поспевал за ним.

Влетели на площадку второго этажа. Не сбавляя скорости, геолог всем своим немаленьким телом врубился в хлипкую деревянную дверь, с грохотом сорвал ее с петель.

— Илья! — заорал я, слыша отзвук эха в пустом доме.

Замешкались в узкой прихожей, спотыкаясь об обувь, ввалились в коридор. В квартире стояла вонь жженого дерева и лака, под потолком вихрился сизый дым.

Шофер стоял спиной к нам в конце коридора, в проеме комнатной двери. Растрепанный, с разбитой в кровь левой рукой, в грязной тельняшке и линялых синих тянучках, он остервенело тыкал перед собой чадящим факелом.

— Илья! — закричал я.

Илья бросил быстрый взгляд через плечо, выставив в сторону руку, начал отступать спиной в нашу сторону. Вот показался кончик горящей ножки, от которой летели хлопья копоти. И тут я охнул — из комнаты, вслед за шофером, выступило существо, очень похожее на то, что я встретил по дороге с кладбища. Черное, с расплывающимися формами, с длинными, похожими на лохмотья, концами, свисающими с плеч и рук. Будто ожившая клякса, лишь издали похожая на человека.