Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение

«Второй представляющий интерес результат, полученный в ходе моих изысканий, заключается в опровержении устоявшегося мнения, согласно которому огнестрельное оружие было заимствовано из Восточной Империи в период распада государства Ратов. Археологическая экспедиция под руководством уважаемого господина профессора Амикайла Оэтурра из Императорского университета в Алате, в работе которой я принимал участие, нашла близ развалин Урма, бывшего некогда столицей Хаттама — крайней западной провинции Великой Империи Ратов — чрезвычайно интересные памятники материальной культуры той эпохи. К этим находкам относятся остатки меднолитейных печей, свинцовые и каменные ядра, и даже более того — два не до конца обработанных бронзовых пушечных ствола, которые, тем не менее, поражали тщательностью и изяществом выделки.

Согласно общепринятой версии, император Тенг Добрый получил пушки в дар от Восточного императора желтолицых, поскольку в юности оказал тому какую-то услугу. И произошло это тогда, когда кочевники-аршасы уже почти разгромили Империю Ратов и взяли штурмом Алат».

«Теперь, однако, благодаря находкам экспедиции установлен факт, что пушки отливались рядом с Урмом. Тем самым перечеркивается бытовавшая прежде версия. Поскольку Урм был занят кочевниками одним из первых и уже никогда не возвращался в пределы Империи, а сами аршасы пушек не отливали, то находка пушечно-литейного производства близ Урма означает, во всяком случае, что пушечное дело стало известно ратам еще до вторжения кочевников с Запада. Кроме того, тщательность выделки найденных стволов превосходила все то, что производилось на Востоке во времена Империи Ратов, да и много позднее».

«Однако главным свидетельством в пользу данной точки зрения являются надписи, гравированные на обоих стволах: „Отлито повелением Тенга Пааса, наместника Хаттама“. Я обращаю ваше внимание на то, что Тенг здесь титулуется не императором, не государем, и даже не владетелем Хаттама, а всего лишь наместником. Кроме того, на пушечных стволах наличествует изображение имперского герба. Следовательно, отливка пушек относится к периоду, когда Тенг еще не выступил против Эраты III, а считался его наместником в Хаттамских землях. Отсутствие же в надписях необходимой ссылки на императора Эрату III свидетельствует о том, что к этому моменту Тенг сделался уже фактически независимым владетелем, хотя открыто не порывал отношений с Империей».

«Эти находки, конечно, недостаточны для полного отказа от гипотезы, согласно которой секрет огнестрельного оружия был заимствован ратами с Востока. Но, во всяком случае, они неопровержимо свидетельствуют, что в Хаттаме производили собственные пушки еще до Великого Потока Племен. Возможно, именно этому факту и был во многом обязан Тенг своими последующими военными успехами. Благодарю всех за честь, оказанную моему сообщению». — Обер поклонился и сошел с кафедры.

В аудитории послышался шум, выкрики недовольства и поддержки. Более половины присутствующих, в том числе почти все студенты, громко зааплодировали.

Когда Обер Грайс вышел из аудитории Совета, его окружила шумная толпа студентов и преподавателей университета. Кто-то высказывал слова поддержки, кто-то пытался получить ответ на свои вопросы или возражения. Но Обер только отмахивался от них, повторяя:

«Потом, потом!»

Разглядев, наконец, у самого выхода Инесейль, он стал пробираться к ней через толпу. Она молча ждала его, и казалась совсем спокойной. Лишь немного излишнее напряжение рук, сжимавших белые перчатки и рукоять зонтика, могло выдать ее волнение. Выбравшись, наконец, из толпы, Обер подскочил к ней, поцеловал руку, и вывел на крыльцо. Стоя под козырьком на ступеньках, они смотрели некоторое время на стену тропического ливня, обрушившегося на Лариолу. Ветер резкими порывами подхватывал подол платья и волосы Инесейль, бросая в нее брызги дождя. Сзади Обера снова начала собираться толпа галдящих студентов.

«Давай убежим ото всех?» — испытующе заглянув в глаза девушке, задал вопрос Обер. — «Вряд ли кто-либо бросится за нами под этот ливень!»

«Давай!» — просто согласилась Инесейль, и они вместе шагнули под тугие струи дождя. Уже когда промокшие насквозь они выбегали за ограду университета, Инесейль спросила:

«А куда мы побежим?»

«Конечно, ко мне!» — воскликнул Обер. — «Тут ведь совсем рядом!»

В маленьком домике, который снимал Обер, еще тлели дрова в небольшом камине из темно-серого полированного гранита. Обер быстро подкинул несколько полешек в тлеющие угли, и вскоре язычки пламени уже лизали их. Инесейль расправила свой зонтик и поставила его поближе к огню. Ее нежно-кремовое платье пропиталось водой и бесформенно обвисло. С него капала вода, постепенно образуя небольшие лужицы на паркете. Дочь профессора Маррота зябко передернула плечами.

Обер настороженно поглядел на нее:

«Как бы ты не простудилась. Или, того хуже, подхватила тропическую лихорадку!» — Он подошел к Инесейль, обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Девушка не сопротивлялась. Обер чувствовал, как она вздрагивает в его объятиях.

«Да ты совсем продрогла!» — он немного отстранился от Инесейль, по-прежнему держа ее руками за плечи. — «А ну-ка, немедленно снимай платье и вытирайся досуха! Я принесу тебе полотенца и мой халат, чтобы переодеться».

Обер скрылся в соседней комнате и через минуту появился с полотенцами и халатом. Инесейль так и стояла неподвижно посреди комнаты.

«Так нельзя!» — воскликнул Обер. — «Ты и в самом деле заболеешь!»

С этими словами он принялся расстегивать крючки у нее на спине, не обращая внимания на ее слабые протесты.

«Иначе ты заболеешь!» — настойчиво повторял он в ответ на все попытки удержать его руки. Вскоре платье уже лежало на полу мокрой грудой. Обер ловко выдернул шпильки из прически, и темно-каштановые волосы Инесейль рассыпались по плечам и по спине. Обер подхватил их полотенцем и принялся вытирать. Затем он бросил:

«Поработай-ка минутку сама!» — и с этими словами Обер подошел к столу и налил из высокой бутылки темно-коричневого стекла в большой бокал на два пальца золотистого виноградного спирта многолетней выдержки.

«Выпей это, Инес! Это поможет тебе взбодриться».

Обер поднес бокал к ее губам и заставил выпить обжигающую жидкость. Снова обняв ее, он промолвил:

«О-о-о! Да твое белье все, как мокрая губка! Немедленно снимай!» Теперь сопротивление девушки заметно возросло. Но Обер, сопровождая свои усилия горячими поцелуями, развязал подвязки, стянул чулки, затем расстегнул лиф. С каждой минутой он чувствовал все большее влечение к этой изящно сложенной девушке, внезапно превратившейся из «синего чулка» в нежно-податливую нимфу. Полосатая шкура горного медведя, лежавшая недалеко от камина, вскоре приняла в свой густой длинный мех два обнаженных тела…