Антон Орлов - Контора Игрек

– Я же сказала, это невозможно.

– Почему?

Тина безмолвно разглядывала охваченные непогодой стены, рыбьи кости на тарелке – словно развалины изувеченной штормовым ветром белой беседки, людей за соседними столиками.

– Потому что я из «Конторы»? – не дождавшись ответа, спросил Зойг. – Или потому, что я не такой, как вы, простой смертный?

«Чертов гинтиец, недаром о вашей въедливости и упрямстве ходят анекдоты… Лично мне ты симпатичен, и твоя помощь нам, наверное, пригодилась бы. Но не могу же я сказать тебе, что Лиргисо – наш союзник в войне против „Конторы“ и что в последнее время он совсем ошалел от ревности, причем больше всех страдаю из-за этого я. Считается, что я должна его выслушивать и выражать сочувствие, этот театр одного энбоно у меня уже в печенках… И если взять тебя к нам, он тебя убьет, даже если для этого нет никакого реального повода, а если повод все-таки есть, тем более убьет. Это единственная причина, и хватит вытягивать из меня объяснения!»

– Ситуация такая, – сказала Тина вслух. – Не появляйтесь на Незе, ладно?

Она ждала, что Зойг опять спросит «почему?», но он молчал, задумчиво и невесело щуря глубоко посаженные черные глаза.

– А насчет простых и непростых смертных – это неправильно, это расхожие представления, – заговорила Тина. – Разница между теми и другими такая же, как между киборгом и человеком, который не подвергался операции, или между вами и той девушкой, – она указала на хрупкое костлявое создание за крайним столиком, изнывающее над крохотной порцией рыбного салата, – или между хорошим бухгалтером и мной – я в бухгалтерии ни черта не смыслю. Короче, неравные возможности, но это внешнее, это не значит, что кто-то стоит выше, а кто-то ниже. Я могу пробить кулаком стену или разнести эту же стену вдребезги одним усилием воли, а она, – Тина опять кивнула на девушку, сидевшую к ним вполоборота, – не сможет. Отсюда следует, что она простая смертная, а я – нет? Но, допустим, она одаренный музыкант, и мы с вами оцепенеем от восторга, если услышим ее игру… а я умею всего лишь крушить стены, традиционным либо сверхъестественным способом. Видите, как тут все переменчиво. Поль говорит, что мы живем как бы внутри калейдоскопа, – стоило произнести имя Поля, и спрятанные в глубоком прищуре глаза гинтийца раскрылись шире, словно для того, чтобы ничего не упустить. – Этот калейдоскоп в постоянном движении, элементов и возможных картинок бесконечное множество, и любая иерархия – только временная иллюзия. Вообще-то, для меня одна постоянная разница есть – между хорошим и плохим, между Полем и Саймоном Клиссом.

– Клисс сбежал с «Гиппогрифа», – вскользь, думая о чем-то другом, сообщил Зойг.

– Он арестован Космополом на Аглоне.

– Вы так и не сказали, почему мне нельзя увидеться с Полем Лагаймом.

«Ага, пошли по новому кругу… Надо прощаться, пока ты из меня душу не вытянул».

– Зойг, мне пора. Сейчас отдам вам свой подарок, и мы расстанемся, – Тина сунула руку в карман.

– Подарок? – изломанные темно-красные брови гинтийца слегка приподнялись. – Хватит того, что вы спасли меня от ареста.

– Спасла я вас по просьбе Поля, а это – лично от меня, – она выложила коробочку с компьютерным кристаллом, та звякнула о столешницу – получилось эффектно, хотя к этому Тина не стремилась. – Честно говоря, я не знала заранее, отдам вам это или нет, но теперь решила, что отдам.

– Что здесь? – сильные смуглые пальцы с блеклыми ногтями осторожно взяли коробочку. Зойг словно пытался на ощупь определить, что находится внутри, потом сдался и взглянул на Тину.

– Это не имеет отношения ни к Полю, ни к «Конторе». Точнее всего назвать это учебным пособием. Делайте с ним, что хотите. Можете выкинуть в мусоропровод, а можете воспользоваться, заодно проверите на собственном опыте, есть ли между вами и нами принципиальная разница.

– И вы даете это мне, бывшему ликвидатору «Конторы»? – после нескольких секунд тишины произнес гинтиец.

– Я даю это вам, Зойгу, человеку, который заступился за Поля на «Гиппогрифе» и позже пытался его спасти. Прощайте. А может, до свидания, заранее не угадаешь.

Тина поднялась из-за столика, она двигалась в ускоренном темпе, и Зойг не сумел бы ее удержать, даже если бы попытался, а угловатая девушка в клетчатом жакете (вот интересно, вдруг действительно музыкантша?) вздрогнула и проводила ее взглядом.

Позвать Стива Тина могла в любой момент, но вместо этого бесцельно блуждала в густой, как суп, толпе. В облаке Тешорва она скучала по таким местам, как Камана. Остановилась около кофейного автомата в нише под люминогласовой аркой – старой, в мелких трещинах, но до сих пор испускающей розоватое свечение. Выпила две чашечки кофе, сначала черный, потом капуччино, и пошла дальше, сворачивая из одной стеклянной улицы в другую, скользя взглядом по лицам.

В этом было что-то от ее скольжения по жизни. Она вечная путешественница, и даже не потому, что у нее нигде нет дома, только яхта, одна на двоих со Стивом. Все дело в том, что она не способна пустить корни, к чему-то намертво прирасти, из-за этого и Манокар не смог ее удержать. А Зойг сначала прирос к «Конторе», теперь к Полю. Наверное, своим отказом дать какие ни на есть объяснения она причинила ему боль.

Вспоминая его глаза, интонацию, невеселую усмешку, Тина испытывала нарастающую досаду. Если понять другого – это значит почувствовать то же самое, что чувствует он, Зойга она вряд ли поймет по-настоящему, но приблизительно, в общих чертах… Вернуться в морское кафе, если он еще там, и объяснить все как есть? Только хуже будет.

Сойдя с эскалатора на нижнем, транспортном ярусе – лес разноцветных колонн, подходящее место для исчезновения, – Тина включила передатчик.

– Стив, ты на связи? Забирай меня.

Маршала надо спасать. Он все больше поддавался влиянию Груши, тихого умника, увлекшегося идеей «разбудить в людях совесть в масштабах всей Галактики». Психолог много знал и умел гладко говорить, на этой территории Кирч перед ним пасовала, а Маршал его слушал, словно тот мог сказать что-то такое, до чего Маршалу самому не додуматься.

Решено было, отладив усилитель эмоций – УЭМ-1, как его назвали, – испытать его тут же, на Вьянгасе. Персонал тергаронской военной базы, уйма рассеянных по всей планете экстремалов и ролевиков, работники добывающих компаний – человеческого материала для эксперимента достаточно.

Римма их не жалела (влипнут – сами виноваты, невиноватый не влипнет), но ей виделось другое: наводящие трепет коммандос, появляющиеся в ореоле звездного сияния то тут, то там, чуждые сантиментам, бесстрашные, непобедимые… Когда она попыталась поговорить об этом с Маршалом, откуда ни возьмись нарисовался Груша (подслушивал за дверью?) и припечатал ей ярлык «инфантилизм, комплекс неполноценности, мания сверхчеловеческого», с обычным своим сонным выражением на оплывшем интеллигентном лице. Кирч ввязалась было в спор, однако ей, как всегда, не хватало для победы ученых слов и знаний.