Александр Щеголев - Свободный Охотник

В его глазах – сигнал тревоги. Он уходит, и все уходят, словно сорванные с мест его дыханием. «Быстро, быстро, быстро… – затухает под куполом ненавистное слово. Он вскрывает шлюзы. Два „Универсала“ и одна разведкапсула полностью готовы к бегству. Опять надо спасаться и прятаться, оставляя позади хрупкие осколки рассыпавшегося дома…

Впрочем, время разговоров ещё не кончилось. Всеобщую занимает новый собеседник:

– Вы уже покидаете свою уютную норку? – скорбно удивляется он. – Неужели я опоздал?

Вождь Гладкий!

И тогда тесное пространство пластикового домика взрывается непривычными звуками. Юноша хохочет, уткнувшись затылком в упругую перепонку шлюзу.

– Стойте, герои, – зовет вождь беглецов, – задержитесь ненадолго.

Вместо ответа Свободный Охотник бьет из аннинигилятора – точно в фокус информационного канала.

– Мы не ждем гостей, – объясняет он шарахнувшимся друзьям…

Сопляк мне все наврал, ну буквально все! И про смерь матери (во время родов, ха-ха, вот же придумал), и про похороны, и про героического старшего брата. ТАКАЯ ЛОЖЬ. Такой позор…

Бывшая сокурсница ждала не меня, разумеется. Сына. Малолетний фантазер, оказывается, исчез и отсюда, не пришел ночевать. Вернулась она из больницы, а ведьма старая (надо полагать, бабуля) встречает её шипением, мол, вот и дождалась, красавица, что твой выблядок тебя бросил, как и остальные твои котики, мол, коли расплодила уголовников и умников, подыхай теперь одна… И так-то было погано, совсем разбитой она вернулась, можно сказать, опустошенной, как вдруг – новая напасть!

– Ты лежала в больнице? – попытался посочувствовать я. – Что-нибудь серьезное?

– Не твое дело.

Достойный ответ. Главное, мучительно знакомый, десятки раз слышанный. Словно студенческие годы на миг спустились с небес, отравив реальность веселящим газом. Не мое дело… Ведь это она, грубоватая замужняя «красавица», подарила мне когда-то формулу, ставшую основным источником душевного и физического спокойствия! Отмахиваясь от моих детских вопросов, она вбила-таки в меня свою простую мысль, ибо что бы ни творилось на свете – и вправду нас не касается. Однако… не в этот раз.

Семейные фотографии, украшавшие секретер, доказывали – ошибки нет (разговор был в комнате, а старая ведьма, очевидно, обитала где-то за стеной). На фотографиях полноправно присутствовал мальчик – тот самый. Системнорожденный…

– Я сам решу, – сказал я, глядя женщине в глаза, – что мое дело, а что не мое. В милицию обращалась?

Она обращалась. И звонила, и лично бегала, оставляла заявление. Но ведь суббота! Завтра – воскресенье. Бесполезно, кто искать будет? Сколько нынче беспризорных – жуть! Надо самим, иначе… Она была на грани нервного срыва. Что «иначе», рассердился я. Больницы обзвонила или побоялась? Еще как боялась, потому обзвонила первым делом именно больницы, и даже морги! Морги-то зачем? Не стоит сходить с ума, погоди. Парень, вероятно, просто сбежал из дому – банальная история! – и вопрос лишь в том, куда он мог податься. Знакомые в других городах есть? Или в самом Питере – известны ли его дружки, а то и девчонки какие-нибудь? Чушь, чушь, чушь! (Собеседница наматывала слезы и сопли на трясущиеся кулаки.) Какие, прости Господи, девчонки, какие дружки?! У нашего котенка один друг, он же мать и отец – вон, скучает на стойке в углу, тряпочкой накрытый. Марки «Диджитал». Да-да, компьютер, КТО же еще. Вынесла с работы по частям, потом списала все комплектующие. Не покупать же? Правда, в последнее время котенок и к компьютеру почему-то охладел, уж два месяца как не снимал заветную тряпочку. Что с ним творится?

А разгадка его исчезновения к моменту моего прихода была уже найдена! Оставалось только поверить в неё и немножко успокоиться (женщина машинально утерлась углом скатерти, свисавшей со стола). Насчет «дружков», кстати, правильный оказался вопрос. В классе мальчик ни с кем не сошелся, ведь четвертую школу успел сменить (пропади пропадом такая жизнь!), хорошо хоть общался с ребятами во дворе. Так вот – покончив с больницами и моргами, смятенная мамаша все-таки догадалась выскочить во двор и порасспросить ребят. По их словам, Охотник собирался без спроса махнуть в Москву, на какую-то крутую компьютерную выставку-ярмарку, только и говорил об этом. «Охотник» – кличка такая у него, хакерский псевдоним. (Похоже, сверстники уважали его, о!) Но поехал ли? Доехал ли? Ох, как матери хотелось бы надеяться, что сынок её именно там, в Москве. Она специально разузнала – есть такая выставка! Международная, высокого пошиба. В одном из павильонов Всероссийского Выставочного Центра, бывшей ВДНХ, и называется «Информационные технологии: под прицелом – будущее». Где его там найдешь, сокрушалась мать, и кто его будет искать? Самим надо, самим…

Сдвиг беседы в деловую фазу оказал целебное действие, помог даме обрести лицо. И наконец она сообразила спросить уже у меня: зачем ты здесь, милый друг детства, каково же оно, твое дело? Притворяться было глупо. Постаревшая сокурсница не возбуждала во мне никаких желаний, кроме желания поскорее убраться – такие мысли я прятать от женщин не умею… И я рассказал все, как есть. Я обрисовал ситуацию предельно коротко и просто: мол, твой младший сын был у меня в гостях. Вчера. В дневное время и недолго, а потом убыл в неизвестном направлении. Он приходил всего лишь сообщить, что я его отец, вот такое, говорю, у нас с ним появилось к тебе дело, подруга… По сути – так и было! Это если коротко и просто. Анализируя задним умом ход вчерашних переговоров, я едва не стонал от стыда: юный стратег-тактик получил ответ, не задав ни одного конкретного вопроса. Заставил меня назвать мой прежний адрес (8-я Линия, дом 32), обманув лукавой восьмеричной интерпретацией. Почему не спросил прямо? Неужели боялся, что я начну врать и прятать глаза? Или (безумное предположение!) восьмеричная система счисления и вправду настолько для него естественна, что он играл с числами без всякой специальной цели?

Так или иначе, парень должен был все понять, а поняв – почему-то промолчал. Задурил мне голову, запутал адреса, сроки, даты. Погрузил меня в свой сконструированный мирок, оплел паутиной лжи… Но ведь не мог он не сознавать, что через некоторое время я тоже всё пойму, разберусь и с цифрами, и с числами, начну вспоминать и обязательно вспомню! Не была ли эта моя реакция заранее просчитана? Но тогда не является ли то понимание, которого от меня ждали, очередной ложью – главной ложью? Чьей? Не самого же мальчишки… Вот такие параноидальные мысли наслаивались на вопрос, погнавший меня в дорогу.

Зачем я здесь?

Единственно ради того, чтобы спросить. Чтобы потребовать ответ – так точнее. (От кого? Ведь я думал, что Она умерла!) Я знал заранее – никто не захочет мне отвечать, как все эти годы молчала и Она, и все-таки я готов был настаивать, упорствовать, любой ценой я собирался вытащить правду наружу. Не готов я был лишь к тому, что задать вопрос окажется так трудно.