Александр Алфимов - Китайские палочки времени

— Ну значит, ничего серьезного. На Саввке-то все быстро заживает.

— И ведь главное, что странно,— продолжил лекарь.— Выстрелом ему ногу зацепило. А он в окопе сидел. Я сто раз там все посмотрел, никак понять не могу: как с того места этот Ворон в ногу попасть умудрился? Там же ж ежели не высовываться, то и в голову не попадешь. А уж ниже-то — и подавно. Как же ж он умудрился-то в ногу? А?

— Да как Саввка постоянно в переделки попадает, так и здесь. Ладно, надо бы победу отпраздновать. Ты до вечера-то с нами останешься? — обратился он ко мне.

— Нет, я уж и так задержался. А мне еще как-нибудь до города добраться надо.

— Что значит «как-нибудь»? Мы тебя живо домчим, с ветерком. Жаль, что Савва ранен, он как раз в город собирался. Но все равно, найдем кого-нибудь.

— Да нет, неудобно,— возразил я.— Вы тут праздновать будете, а человек должен меня катать? Я уж сам как-нибудь.

— Никаких «как-нибудь»! — встрял в наш разговор мужик из толпы.— Я тебя домчу. А праздник... Что я, праздников не видел? У меня этот праздник в жизни не первый и, надеюсь, не последний. Пропущу один, ничего страшного. Зато с таким интересным человеком пообщаюсь.

Я увидел, что мужик предлагает помощь вовсе не из вежливости и не в благодарность за спасение деревни, ему действительно хочется поехать со мной. Я согласился.

Мужик, которого, как выяснилось, зовут Фомой, предложил взять один из четырех уцелевших броневиков и ехать в нем. Я отказался, мне совсем ни к чему привлекать внимание. Поехали мы на обычном грузовике.

Вывести машину на дорогу оказалось проблематичным — мешали траншеи, противотанковые ежи, останки восьми раскуроченных броневиков.

Но наконец все трудности оказались позади. Как мне было обещано, поехали мы с ветерком. Фома все расспрашивал меня о том, где я научился всем этим военным премудростям. Я честно ответил: специально этому не обучался. Правда, три года протирал штаны на «военке» в университете, но там студентов рассматривали в основном как бесплатную рабочую силу. Так что знаний я там получил немного. Да и те, что получил, в здешних условиях применить невозможно: ни минометов, ни прочей военной техники поблизости не наблюдается. Вот и пришлось воспользоваться собственной смекалкой и ресурсами Сети.

Фома попросил, чтобы я записал ему адреса тех сайтов, которыми пользовался. Достав блокнотик, я застрочил. Названий оказалось десятка два — тут и тематические сайты, посвященные античным и средневековым боевым механизмам, и официальный ресурс Министерства обороны, и сайты по физике и химии, которые помогли мне рассчитать механизм катапульты, сконструировать мины и синтезировать взрывчатку.

Когда все подробности сегодняшней битвы оказались обсужденными, мы перешли на обычный треп. Зазвучали анекдоты, потом в ход пошли реальные байки из жизни. Уже который раз за последние сутки я вспомнил «военку» — вот где настоящий кладезь солдатского юмора. Апофеозом моего повествования стал подробный отчет о последовавших за обучением военных сборах.

Целый месяц вдали от цивилизации в походных условиях сурового солдатского быта и не менее сурового армейского юмора. В моей памяти начали всплывать даже такие истории, которые я позабыл за прошедшие несколько лет, — никогда не рассказывал их, потому что даже в чисто мужской компании их юмор показался бы слишком грубым и дурно пахнущим. Но теперь, когда моим слушателем является простой деревенский человек, рассказать их оказалось очень легко. Фома громко хохотал. И это было не то грязное похохатывание, когда смешной кажется сама пошлость истории. Нет, Фома действительно наслаждался комичностью описываемых ситуаций.

И это в нем мне очень понравилось. Да и остальные жители этого мира совсем иные, не такие, как в моем времени,— более открыты, простодушны, чистосердечны. Им незнакомы условности. Если они следуют традициям, то потому, что верят в их правильность, а вовсе не потому, что так принято. Если они проявляют чувства, то это действительно чувства, а не их имитация.

Да, иногда они жесткие, даже жестокие. Но эта жестокость — не в душах. Жесток их мир. Поступая жестоко, они делают так не потому, что это нравится им, а потому, что по-другому просто нельзя. Когда же они оказываются в другой среде, меняется и их поведение. В кругу семьи или друзей они становятся совсем другими: отзывчивыми, сочувствующими, готовыми помочь.

И они нравятся мне гораздо больше, чем жители «левой» ветви реальности, где люди абсолютно правильные, но какие-то неживые. Там больше порядка и помочь готов каждый, а не только близкий человек. Но это происходит не оттого, что они сознательно выбирают такой стиль поведения,— просто они не знают ничего другого. Может ли понять человек, что значит слово «порядок», если он никогда не видел беспорядка? Можно ли говорить о добре с тем, кто никогда не видел зла?

Но, похоже, я слишком углубился в философствование и совсем отвлекся от того, о чем говорит мне Фома. Конечно, для меня очень насущно определить, какая же ветвь реальности лучше,— мне ведь нужно выбрать одну из них. Но выбирать надо потом, а с Фомой я разговариваю сейчас, поэтому надо сконцентрироваться на разговоре. А ведь древние говорили: самый важный момент в твоей жизни — тот, который происходит сейчас; самый важный для тебя человек — тот, с которым ты говоришь в данный момент; самый важный выбор — тот, который ты должен сделать сейчас.

Потому что только здесь и сейчас мы можем что-то менять. Прошлого уже нет. Будущее ещё не наступило. В каждый момент времени есть только то, что находится здесь и сейчас. Да, прошедшие события нужно помнить и анализировать. Да, нужно планировать будущее. Но нельзя лить тем, чего нет сейчас.

Так говорили древние, и я согласен с ними — наши далекие предки были умнее нас. Да, они не знали о строении атома или о тонкостях фотосинтеза. Но незнание заставляло их думать. А наше знание внушает нам ложные иллюзии, говорит, что нам уже незачем думать, что нам достаточно знать.

Поэтому я всегда прислушиваюсь к мудрости предков. Решил послушаться и на этот раз, сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас,— на разговоре с Фомой.

Тот продолжал историю, начало которой я прослушал и поэтому не сразу понял, о чем идет речь. Но к середине истории я в общих чертах уже восстановил пропущенный фрагмент. Наконец он завершил повествование о том, как хитрый торговец хотел впарить ему втридорога неисправные реакторы для грузовиков, но сам же оказался в дураках.

Рассказывал он хорошо, с яркими деталями, разыгрывая передо мной диалоги в лицах. Бурно жестикулировал обеими руками, но при этом умудрялся крутить руль. К концу истории я помирал со смеху. А когда Фома изобразил, какое лицо было у торговца, когда тот понял, как ловко его провели, то я всерьез испугался за целостность своих брюшных мышц. Уже потом я испугался за Фому — показывая лицо торговца, он выпучил глаза настолько, что это оказалось против всех правил анатомии.