Яна Завацкая - Нить надежды

А что касается Аригайрта… что такое 350 лет по сравнению с вечностью. И я сильно подозреваю, что Аригайрту в вечности не повезет. Хотя кто его знает…

Нет, все верно в их религии. Только так вот искренне, до конца я не могу поверить.

Да и зачем?

Ани и вправду оказалась сильным противником. Обе мы давно не тренировались по-настоящему, так что были в равном положении. Их вид единоборства — рэстан — мне понравился. Я же показала Ани некоторые приемы килокай.

И там, в зале, поочередно бросая друг друга на ковер, мы почувствовали себя почти равными. Почти своими. Хохотали, вытираясь после душа, натягивая обычную одежду. Как подруги. Вышли на улицу — после сезона дождей воздух казался сладким, широкие листья тропических растений сверкали, чисто вымытые и обновленные. И жара настоящая еще не наступила.

— Пойдем, я провожу тебя до дома, — предложила Ани. Ее флаер стоял возле спортзала.

— Это далековато.

— Ничего.

— Слушай, — вспомнила я, — вот что хотела спросить. Тот молоденький ско… Ландзо Энгиро, кажется?

— Да.

— Его наградили, наверное, за поимку Аригайрта?

— Почему ты вспомнила об этом? — удивилась Ани.

— Сама не знаю. Думаю иногда… Все-таки знаешь, Аригайрт для меня… если бы не он, моя жизнь, наверное, совсем иначе сложилась бы. И странно, что его такой мальчишка поймал.

— Ничего странного, он же ско. Не думаю, что его как-то наградили. Ну написали в Вестнике, конечно… широко прославился в узких кругах. Может быть, выдали денежную премию. Небольшую.

— Почему у вас все не как у людей, Ани? Объясни.

— Да что у нас не как у людей?

— Понимаешь, у вас нет орденов и медалей. В армии. В полиции. Вообще нигде нет. И чины… У нас если человек даже ничего из себя не представляет, он обязательно продвигается по ступенькам… А у вас этого нет. Человек может совершать подвиги, и всю жизнь просидеть в чине дектора или вообще миллеса. Денежные награды у вас тоже маленькие совсем… Да и так посмотреть — лучше живут все равно те, кто беспокоится о деньгах, мелкие бизнесмены всякие… А герои у вас живут как все. А ради чего вы вообще все делаете?

— О-о, Синь, — улыбнулась Ани, — это ты затронула интересную тему. Посмотри на досуге теорию мотивации, я тебе подкину список литературы. Трудовая мотивация. Про военную, кстати, я не знаю, но она управляется примерно теми же законами.

— Ну видишь, я ведь управляла людьми. Шибагами. Им обязательно пряник нужен. Проще всего — деньги, добыча. Я давала долю добычи каждому. Не жалованье, кто ж будет за жалованье стараться… На Серетане — там служебный рост используют. Опять же, награды всякие, ордена. А если ничего этого нет, совсем ничего… тогда как? Из каких соображений люди будут работать, тем более — воевать?

— Соображений разных много, Синь, — ответила психолог, — например, человек может работать потому, что работа ему безумно интересна, что без нее он себе жизни не представляет.

— Где ж найдешь на всех таких интересных работ?

— Да, это сложно. Но есть и другая мотивация — работать потому, что так нужно. Ну скажем, выполнять свой долг — перед Родиной, перед Богом.

— Ну-у… Ани, где ж столько людей наберешь, которые только ради долга будут работать?

— Эти две мотивировки — долг и интересная работа — вполне работают у большинства, — ответила Ани, — на практике. Если это большинство правильно воспитывать. Меньшинство все равно будет интересоваться только деньгами или собой любимым. Но у нас на Квирине это меньшинство в загоне — оно получает свои деньги и живет спокойно. Это мелкий бизнес. Еще есть отдушина для честолюбивых — спорт и профессиональное, никому, кроме них самих не нужное искусство. Видишь ли, Синь, проблема в том, что если более грубые мотивации — карьеру и деньги — оставить, то более тонкие исчезнут совсем. Механизм этого прост. Ты, может быть, замечала, что карьеру делают те, кто интересуется именно карьерой, а не делом.

Еще бы, подумала я. Давно замечено: латы и капитаны — толковые и умные люди. Мильты — бывают разные. А гралы… кошмар сплошной. Если среди них хоть один нормальный попадется — это реликт.

— И с деньгами та же история. На поверхности оказываются те, кто умеет зарабатывать, выжимать как можно больше денег из всего, а не лучшие специалисты. У нас это исключено.

Мы прошли мимо рощицы платанов с толстыми голыми, причудливо искривленными стволами. Вот уже и мой дом виден… Корпус 172. Весь такой беленький среди зеленой листвы.

Ани будто опомнилась, стала серьезной.

— Синь, вот я работаю с тобой уже больше года…

И в самом деле — больше года я сижу на этом их Квирине. Собственно, почти два.

— И не знаю, что, собственно, делать. Я должна удерживать тебя от депрессии — так у тебя ее нет. Корректировать твое поведение…

Ани замолчала.

— Видишь ли, Синь, не уверена, что на твоем месте не поступала бы точно так же. Не знаю, что корректировать!

— Слушай, Ани, — сказала я, — тебе деньги за это платят?

— Ну платят, да. Пока дети маленькие, все равно не сидеть же дома. А летать я пока не хочу.

— Слушай, ну и получай свои деньги. А мне все-таки веселее, когда ты приходишь.

Мы остановились у порога — Ани не собиралась сегодня заходить ко мне. Отработала свое…

— Знаешь что, Синь, — сказала она, — я постараюсь… напишу прошение. Может, тебе все-таки отменят приговор.

Я отвела взгляд.

— Ани, — сказала я, — ты ж мое дело читала.

— Да.

— Я шибаг. В самом деле. Я убивала людей… мучила. Не сама, но на моих глазах, по моему приказу… правда, пытки у меня применяли только… к тем, кто и сам… к шибагам.

Вспомнив про убитых ско, я сглотнула. Но промолчала. Не надо об этом. Никто не знает — и не надо.

— Я грабила суда, пассажирские и грузовые. Ты знаешь.

— Синь, — с трудом выговорила Ани, — я ско.

— Вот видишь… я была твоим врагом.

— Синь, враг — это больше, чем никто. Понимаешь. Я ско. Мы тоже это делаем иногда. Убиваем. И другое, тоже. Не знаю, Синь — но иногда я чувствую себя чужой на Квирине. Здесь немногие поняли бы меня. Ты — понимаешь.

Она помолчала и добавила.

— Мне кажется, ты сама могла бы работать в СКОНе.

— Нет, — быстро ответила я, — Ты обо мне слишком хорошего мнения, Ани.

— Почему?

Я пожала плечами. На самом деле ответ был прост — я хорошо помнила того ско, раздавившего мне руку при задержании. Нет, никакого зла — все это более, чем нормально. Я поступила бы точно так же, и поступала уже так, и даже хуже.

Просто он всегда останется мне врагом. Я никогда не смогу этого забыть. И никогда не забуду приговора.

Вряд ли я вообще смогла бы жить на Квирине. Но если — то тихонько, забиться в уголок куда-нибудь.