Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо

— Эй, на борту! Кто-нибудь слышит меня?

— Можно мне поплавать? — спросил Максимка.

— Нет.

— Почему?

— Это не игрушка. Мне он нужен для дела.

— Ну пожалуйста! Тебе жалко?

— Ты говоришь совершенную ерунду. Аппарат не мой, и мне его не жалко. Просто времени мало. Да и люди на другом берегу могут заметить, как ты будешь нырять.

— А тебя, значит, не заметят! — возразил он с обидой.

— Максим, не спорь. Ребризер ты не получишь. Не мальчишеское это дело. И хватит об этом. Точка!

Он сердито сверкнул глазами. Вытащил из-за пазухи медальон и швырнул на землю. Развернулся ко мне спиной и быстрым шагом направился обратно в лес.

— Максим, эй! Куда ты?

Я побежала следом, надеясь его остановить, но затем вспомнила о снаряжении, брошенном на пригорке. Вдруг кто заметит? И медальон там же. Валяется в траве, бери кто хочет.

— Максим, вернись! — отчаянно воскликнула я.

Он даже не обернулся. Худая спина в джинсовке мелькнула среди стволов и растворилась в чаще. Я выругалась про себя.

Вернулась на пригорок. Первым делом подобрала медальон и спрятала в сумку на водолазном поясе. Перекусила крекерами. Затем, собрав вещи, спустилась к воде — туда, где пышный ивовый куст закрывал меня от копошащихся на противоположном берегу людей.

Ссора с Максимкой не выходила из головы. Ну ведь я права! Погружение на глубину — занятие опасное, его должен выполнять взрослый опытный человек. Что, к примеру, одиннадцатилетний пацан знает о декомпрессии? Что он знает о том, как подниматься с глубины и какие паузы нужно при этом выдерживать?.. Признаться, я и сама смутно разбираюсь в фокусах с давлением, но, если Максимка получит в кровь порцию газовых пузырьков и станет инвалидом, я себе этого никогда не прощу. Поэтому я уверена, что поступила правильно, не доверив ему комплект... Но все равно продолжала ощущать сосущую вину.

...Я просунула руки в ремни и надела ребризер на спину. Затянула лямки, чтобы баллоны не болталась. Контроллер с жк-дисплеем оказался на груди. Удобно. Включила систему, взяла челюстями мундштук и сделала несколько пробных вдохов и выдохов. Дышалось легко, воздух был немного сухим, с почти незаметным привкусом пластика. Тяжелый присвист с едва различимым металлическим лязгом напомнил о Дарте Вейдере.

Промыла и натянула на лицо маску. Взяв фонарь, только собралась зайти в воду, как на голову с пригорка посыпались комья земли и рядом со мной рухнул клубок из человека, проводов и технологий.

Максимка улыбался до ушей. За его спиной болтался тяжелый аппарат — в точности такой же, как у меня. На мальчишке ребризер казался огромным и все тянул назад, пытаясь опрокинуть хозяина на спину.

— Где ты его взял? — спросила я, выплюнув загубник.

— А чего?

— Отвечай немедленно.

— А чего?

— Не пререкайся со мной! Я тебя спросила: где ты это взял?

— Там стояли! — Он неопределенно махнул рукой.

— «Там» — это на берегу, напротив оранжевого буя? Да? Два комплекта, прислоненные друг к дружке?

— Ага, — довольно ответил Максимка.

У меня закружилась голова.

— Ты маленький безответственный постреленыш! Думаешь, я их не видела? Взять их было проще простого. Только я, дура, решила, что их хватятся в первую очередь, поэтому полезла в грузовик. Зато наш величайший и мудрый настоятель Максим ибн Маугли схватил первое, что ему подвернулось под руку!

Довольная улыбка стерлась с его лица. Максимка выглядел озадаченным.

— Ну так что? Сбегать, назад положить?

Я помассировала виски, чтобы унять головную боль.

— Не нужно. Попадешься еще. Ладно. Надевай. Сейчас будем погружаться.

Его лицо просияло.

Лямки ребризера я затянула на нем полностью, но аппарат все равно немного болтался. Маска оказалась впору. Ласты подогнали по размеру.

Гидрокостюма у Максимки не было. Я опустила руку под воду, проверяя температуру — датчик показал двадцать четыре градуса. Пожалуй, не замерзнет без гидрокостюма. Если замерзнет — отправлю на берег.

Когда приготовления были закончены, я зачем-то перекрестилась. И мы зашли в воду.

Первые впечатления были потрясающими. Словно мы оказались в открытом космосе. Вода была чистой, без мути и ободряюще-прохладной. Внизу в величественном безмолвии лежала темная глубина. Мы парили над ней, испытывая и удивление, и восторг, и страх, и дрожь под сердцем.

В ребризере я чувствовала себя как в роскошном автомобиле. Уже на глубине полутора метров человек не может вдохнуть самостоятельно, воздух нужно подавать под давлением. А я дышу как ни в чем не бывало. Дыхание легкое, никакого сопротивления при вдохе и выдохе, только воздух слегка сушит горло.

Максимка погружался рядом, словно заправский дайвер. В глазах под маской никакой паники, ластами работает, словно автомат, на спине горит сигнальная лампа. У меня за плечами такая же. «Габариты» мне не нравились. В глубинном полумраке их видно издалека. Водолазы, которые погружаются у противоположного берега, могут нас заметить по этим огням. Я бы их с удовольствием погасила, если бы знала как.

Темнота сгустилась. Я включила фонарь. Луч наткнулся на каменистое дно, покрытое редкими водорослями, похожими на волосы утопленников... Ну и сравнение я выдала, что это со мной? Жутковато тут под тоннами воды, вот что.

Мы поплыли вдоль дна. Под нами скользили обросшие илом валуны, которые не походили на развалины города. Хотя скоро впереди появилось что-то большое. Я увидела какой-то массив...

Максимка припустил вперед, но я поймала его за ласту и потянула назад, показывая, что нечего ему лезть туда первым. Он скорчил недовольную гримасу, насколько это возможно в водолазной маске. Мы проплыли еще немного, и свет фонаря уперся в вертикальный массив. Я с ужасом поняла, что к развалинам древнего города он не имеет никакого отношения.

Передо мной открылся проржавевший борт судна. Свет выхватил из темноты огромные выпуклые буквы, на которых еще осталась краска. Я сложила буквы в слово и прочла:

— Belmond.

Это название перевернуло мою жизнь, заставив страдать, мучиться, вести изнурительные поиски, которые не приносят ничего, кроме боли.

Сухогруз «Бельмонд».

О том, что случилось на нем, мне рассказывал Дуглас Чедвик — человек, который сумел вырваться из «Мглы», мой верный друг и ярый противник Тома Кларка. С берега Марокко он наблюдал зарницы и багровое пламя, поднимавшееся над морем в том месте, где плыл сухогруз. Других свидетелей крушения не осталось. Из двух десятков оперативников, отправившихся на борт, вернулся только Бейкер. Но он ничего рассказать не может, он мертв. Его прах покоится на глубине приблизительно двух километров под Швейцарскими Альпами.

Бейкер привез с «Бельмонда» умирающего человека. Моего отца. Бывший десантник, корреспондент, сотрудник внешней разведки Советского Союза — он умер на руках у Чедвика. Могила Игоря Баля находится на побережье Африки, на тридцатом километре шоссе на Эль-Хосейма. Мать нашли чуть дальше. Море выбросило ее на берег. Она была в том ужасном состоянии, в котором пребывает сейчас. В диком безумии. Двадцать лет уж как пребывает...