Александр Щербаков - Пах антилопы

- Не дай Бог, сорветесь! - Забота о человеческой жизни как таковой и полное безразличие к жизни собеседника сообщили моим словам какое-то внегалактическое звучание, - никакая протечка того не стоит.

Этот довод, насильственный в своей безупречности, привел соседа в большое раздражение:

- И чего? Пускай теперь льет?

Я неопределенно пожал плечами в том смысле, что от дела он меня оторвал куда более важного, чем эта вечно неисправная обыденность.

- Во-во, тесть у меня такой же был. Коротковолновик. С нашими мужицкими делами к нему не суйся. Днем паяльником тычет, ночью передатчик крутит, с миром общается. Когда детей-то успел настрогать, не пойму. А помер, и нет ничего, один эфир семье оставил.

Какой счет будущие зятья предъявят мне, если даже прожившему счастливейшую жизнь коротковолновику наследники вывели отрицательное сальдо, представить было нетрудно. "И правы будут. Чем уж таким важным я в жизни занят? Сценарии пишу? - В ответ на мысленно заданный вопрос я мысленно же рассмеялся. - Пятый список "Крекекекса", двадцатый. Патологоанатом после обнаружит, что мозг у этого большеголового трупа изрыт короткими сюжетными ходами, словно древоточец поработал".

После такого пинка самоуважение, поджав хвост, отбежало от меня на почтительное расстояние, но через секунду уже снова вертелось у ног.

- Вы все только виноватых ищете, а сами ничего толкового пока еще не предложили.

Взгляд соседа немного потеплел.

- Чего тут предлагать? Зовем милиционера и ломаем дверь.

Мой пес будто услышал эту кощунственную фразу (двери в профессиональном отношении собаки ставят очень высоко) - снизу донесся его бешеный с захлебыванием лай. Глянул в лестничный проем - у моей квартиры стоял Кожамкулов.

Как же я огорчился! И даже не самому факту появления переводчика, а тому, что его жизнь на лапках какой-то перелетной птицы оказалась занесена в мою и выполоть ее оттуда уже не представлялось возможным.

- Ко мне пришли, - сухо объявил я соседу и поплелся вниз.

Кожамкулов не выказал ни малейшего удивления, что я встречаю его с внешней стороны двери. Он позволил мне потрясти свое пергаментное запястье и сразу же его убрал, заметив, что сосед тоже собирается поучаствовать в ритуале.

- Александр Дормидонтович, вчера, во время нашей рабочей встречи, - не всякий дуайен умеет взять такой официальный тон, каким повел свою речь Кожамкулов, - ваша супруга обратилась ко мне с просьбой открыть банку шпрот. Если помните, для этого я воспользовался не консервным ножом, а своим перочинным. - Он сделал паузу, отбив ею фактографическую часть от итоговой. - Так вот, нож я забыл на столе, почему и вынужден вас побеспокоить.

"Все у него идет в дело!" - с восхищением подумал я о ком-то нематериальном, кто у нас, у атеистов, выполняет роль Создателя.

- Заходите, сейчас поищу.

Я вошел первым, чтобы оттеснить в глубь квартиры беснующегося пса, так и не смирившегося с тем, что его порода в каталогах значится как декоративная. Приглашение относилось только к переводчику, но совпадение формы единственного и множественного числа позволило и соседу принять его на свой счет.

Дальше прихожей Кожамкулов проследовать не пожелал.

- Напрасно вы беспокоитесь, Александр Дормидонтович, я не в гости пришел. - Он помолчал, соображая, достаточно ли твердо себя поставил, и довесил: - В гости без приглашения, извините, не ходим.

Аж потрескивал человек - столько наработал внутри себя нервного заряда, а ведь вчера вроде бы размякшим мой дом покидал.

- Не совсем вы правы. Бывает, что и приходится, - наставительно заметил сосед, хотя в этой мизансцене для него реплики заготовлено не было. - Я вот Александру Дормидонтовичу сегодня как снег на голову свалился.

Он поставил в этом месте точку, но некий пакостник, а они водятся почти в каждой голове, сам за него продолжил:

- Хуже, знаете, татарина.

Повисла пауза, той же природы, что между выдергиванием чеки и взрывом.

Впрочем, столбняк поразил только меня одного. Суровое лицо Кожамкулова особых изменений не претерпело, разве скользнул по нему отблеск горькой радости, что вот получено еще одно доказательство несовершенства человеческой природы. Сосед, тот вообще не столько смутился, сколько задумался: через какую это дырку текст без его ведома выскочил наружу?

- Если вы в смысле нации обиделись, - с некоторой претензией обратился он к казаху, - она тут ни при чем, это просто поговорка такая. - Помолчал и, не получив от собеседника реакции, даже вазомоторной, продолжил без всякой связи: - Смотрю, вода течет с потолка, ну и скорей наверх.

Кожамкулов ничего не понял и несколько по-птичьи вопросительно повел головой. При желании это движение можно было отнести к разряду поощряющих, чем сосед не замедлил воспользоваться:

- Не узнаете? Я к вам прошлой осенью с Пухлием Андрей Андреичем в гараж приезжал.

Однако попытку проникнуть на свою территорию через задние, открывающиеся в прошлое, ворота казах пресек, - демонстративно не сделав вспоминательного усилия, он отрицательно покачал головой.

Человек, когда его не узнают, переживает в легкой форме уход из жизни.

- Ну как же, кулачок выпускного клапана, - растерянно пролепетал сосед. - Вы сначала на кольцо грешили, а оказался кулачок.

- Поглядели бы ножик, - обратился ко мне Кожамкулов сухо, даже не потрудившись нарастить соединительную ткань между последним словом собеседника и первым своим.

Поиски всего, что блестит, надо начинать с детской. Нож в компании с другими пришедшими в забвение предметами валялся на подоконнике, весь почему-то вымазанный в пластилине. Кое-как оттер, чертыхаясь, и понес хозяину.

В прихожей меж тем электричества в атмосфере поубавилось.

- Проволоку стальную пожестче, пассатижи, - тоном полевого хирурга перечислял казах. - С длинными губками, есть такие? - Последовал утвердительный кивок. - Несите, только обещать ничего не обещаю.

С проворством юнги сосед бросился вон из помещения. Кожамкулов проводил его отеческим взглядом.

- Сейчас таких напридумывали, иной раз неделю провозишься, пока откроешь. Это у меня хобби - замки.

Процедура передачи ножа напоминала военную приемку. Получатель последовательно открывал и методично исследовал каждое лезвие. Ушло на это не меньше минуты. Наученный горьким своим отцовским опытом, я, признаться, с замиранием сердца следил за ходом ревизии.

- Сталь прекрасная, - произнес наконец Талгат Ниматович, грустно покачав головой, точно секрет производства этой стали давно утерян. Ножик скользнул в замшевый чехольчик. - Когда его нет в кармане, мне как-то беспокойно.

Общих тем у нас с гостем теперь не осталось. В искусстве же молчания я проигрываю почти всем и не люблю этой нордической формы общения.