Артур Дойл - Затерянный мир (сборник)

Лорд Джон вынул из кармана коробочку из-под пилюль и высыпал на ладонь сверкающий бриллиант. Мне никогда не приходилось встречать равного ему по красоте.

— Вот так, друзья. Все камни в общей сложенности по самым скромным подсчетам могут стоить двести тысяч фунтов стерлингов. Деньги, разумеется мы поделим поровну. Ни о каких других вариантах я не хочу и слышать. Могу я поинтересоваться, Челленджер, как вы поступите с вашими 50 000 фунтов?

— Если вы настаиваете на своей щедрости, то… — ответил профессор, — Я открою частный музей. Розовая мечта моей юности…, которой суждено воплотиться в жизнь благодаря найденной вами голубой глине. Ха-ха-ха!

— А вы, Саммерли?

— Оставлю профессорскую кафедру и вплотную займусь классификацией ископаемых мелового периода.

— А я, — сказал Рокстон, — организую новую хорошо оснащенную экспедицию на наше незабвенное плато. Ну а вы, юноша, конечно, потратите свою долю на обустройство вашей семьи? Ведь, вы собирались жениться, не так ли?

— Не так, — сказал я, почему-то чувствуя себя виноватым. — Я бы попросил вас взять меня в вашу новую экспедицию.

Лорд Рокстон ничего не ответил, лишь протянул мне через стол свою загорелую руку.

Для меня сейчас самое важное — записать с фотографической точностью все те поразительные события, которые произошли со мной, записать, не упустив ни единой детали, пока время не стерло их из моей памяти. Признаюсь, что даже теперь, когда я сижу над этими строками, я ошеломлен не столько случившимся, сколько тем, что именно нам, четверке из «Затерянного мира», профессору Челленджеру, профессору Саммерли, лорду Джону Рокстону и мне, пришлось испытать еще одно невероятное приключение.

После того, как несколько лет назад я напечатал в «Дейли газетт» серию очерков о нашем путешествии в Южную Америку, принесшим открытие мирового значения, я, честно говоря, даже не думал, что мне доведется рассказывать о событии куда более невероятном и значительном. По своей уникальности ему нет равных в истории, словно недосягаемая вершина среди убогих холмиков возвышается оно над всеми остальными испытаниями, выпавшими на долю человечества. Хотя пережитое нами приключение удивительно уже само по себе, поражает больше другое — обстоятельства, в которые попадала наша четверка, внешне, казалось, естественно вытекали одно из другого, однако меня не покидает ощущение их предопределенности. Даже если бы мы попытались избежать их, они настигли бы нас. Я постараюсь передать все случившееся с нами по возможности покороче и попонятнее, хотя и сознаю, что в данном случае читателю наверняка понравился бы более подробный рассказ, поскольку самая ненасытная и неутолимая из всех страстей — это любопытство.

Все началось в пятницу, двадцать четвертого августа. Этот день, когда я пришел в редакцию своей газеты и попросил редактора, мистера Мак-Ардла, дать мне три дня отпуска, навсегда останется в памяти человечества. Редактор, наш старый добрый шотландец, в раздумье покачал головой, пощипал окаймлявший лысину венчик огненно-рыжих волос, и, наконец, выразил свой отказ в следующих словах:

— Я тут немного подумал, мистер Мелоун, и решил, что вы могли бы существенно помочь нам. Есть у меня одна идейка, думаю, что и материал получится, по всей вероятности, неплохой, но сделать его, кроме вас, некому.

— Ну что ж, извините, если я подошел к вам со своей просьбой не вовремя, — пробормотал я, стараясь скрыть разочарование. — Конечно, если я вам нужен, то какой может быть разговор. Правда, дело у меня довольно важное и срочное. Может быть, вам удастся как-нибудь без меня…

— Сожалею, но на этот раз без вас не обойтись.

Я постарался скрыть обиду и раздражение. В конце концов, я сам виноват, после стольких лет работы в газете, забыл, что журналист не имеет права распоряжаться своим временем.

— В таком случае считайте, что я у вас ничего не просил, — произнес я наигранно бодрым тоном. Я постарался вложить в слова как можно больше веселья, но понимал, что звучит оно фальшиво. — И что же мне предстоит совершить?

— Подвиг. Взять интервью у этого старого черта из Ротерфилда.

— Кого вы имеете в виду? Профессора Челленджера? — воскликнул я.

— Совершенно верно, именно его. Слышали, что он выкинул на прошлой неделе с новичком из «Курьера», Алеком Симпсоном? Мало того, что профессор выволок Симпсона из своего дома за шиворот, так еще потом с милю гнался за ним. Хотя вы, несомненно, читали об этом в разделе происшествий. Никто из репортеров не желает идти к старому чертяке. Говорят, что скорее прыгнут в бассейн с аллигатором, чем войдут в его дом. Так вот я и подумал, что кроме вас взять интервью у профессора не сможет никто. Как-никак, а вы ведь его старый друг.

— Ну, это совсем другое дело, — ответил я, облегченно вздохнув. — Я как раз собирался отправиться в Ротерфилд, к профессору Челленджеру. Для того я и просил у вас отпуск. Дело в том, что прошло ровно три года со времени нашего путешествия на плато и мы собирались отпраздновать это событие в доме профессора Челленджера. Приглашения уже получены.

— Грандиозно! — воскликнул Мак-Ардл, довольно потирая руки и улыбаясь. Глаза его радостно заблестели, это было видно даже через стекла его очков. — Стало быть, вы прямо на месте сможете узнать, что он обо всем этом думает. Да, расскажи мне об этих цветах кто-нибудь другой, я и внимания бы не обратил, но ваш приятель когда-то здорово удивил нас. Кто знает, может быть и на этот раз он приготовил что-нибудь интересненькое.

— А что, собственно, я должен узнавать? — спросил я. — Что он еще натворил?

— Вы хотите сказать, что не читали в сегодняшнем номере «Таймс» его письмо, озаглавленное «О вероятностях в науке»?

— Нет.

Мистер Мак-Ардл нагнулся и исчез под столом, но вскоре вынырнул оттуда, держа в руке поднятую с пола газету.

— Прочитайте мне это письмо вслух, — попросил он, тыкая пальцем в одну из колонок. — Я с удовольствием послушаю его еще раз и, может быть, наконец-то пойму, что хотел сказать профессор.

Привожу полный текст письма, прочитанного мной редактору отдела новостей нашей «Газетт».

«О вероятностях в науке».

«Сэр, меня позабавило, но и одновременно удручило появившееся в вашей газете письмо Джеймса Вилсона Макфайла. Написанное в самодовольном тоне, свойственным дуракам, пустое и беспомощное с научной точки зрения, оно повествует о предмете, очевидно автору неизвестном, а именно о линиях Фрауенхофера в спектрах планет и звезд. Мистер МакФайл считает факт их помутнения явлением слишком малозначащим, чтобы останавливать на нем свое внимание. Люди же умные понимают, что он, напротив, может иметь первостепенную важность, поскольку под его возможное влияние может попасть каждый живущий на этой планете, будь то мужчина, женщина или ребенок. Боюсь, что с помощью научных терминов мне не удастся убедить в этом людей, черпающих свои знания из ежедневных га-зет. Поэтому я попытаюсь опуститься до уровня ваших читателей и разъяснить ситуацию на примерах, более им понятным…».