Артур Дойл - Затерянный мир (сборник)

— Здравствуйте, герр профессор. Здравствуйте, мой юный друг, — закричал он, направляясь к нам.

Увидев на тележке идущего за нами носильщика цилиндры с кислородом, он оглушительно захохотал.

— И вы тоже купили кислород! Прекрасно, мой цилиндр уже в вагоне. Очень любопытно, что еще затевает наш старый шутник.

— Вы читали его письмо в «Таймсе»? — спросил я.

— И что он там пишет?

— Бред и чушь, — отрывисто произнес Саммерли.

— Не ошибусь, если скажу, что кислород имеет прямую связь с этим письмом, — сказал я.

— Чушь и бред, — так же отрывисто возразил Саммерли.

Мы вошли в вагон первого класса для курящих, и профессор сразу же закурил свою старую, прокуренную вересковую трубку, казавшуюся продолжением его длинного, хищного носа.

Наш друг Челленджер — человек, несомненно, неглупый, — горячо заговорил Саммерли. — В этом никто не сомневается. Только идиот может сомневаться в способностях профессора Челленджера. Посмотрите на его шляпу, да я по одному только ее размеру определю вес мозга Челленджера. В нем не меньше шестидесяти унций и это не просто материя, это отлаженный и прекрасно работающий двигатель. Покажите мне корпус и я навскидку определю вам размер двигателя. И все-таки он — прирожденный шарлатан, о чем я не раз говорил ему в лицо, и вы все можете это засвидетельствовать. Но, мало того, что наш друг Челленджер — шарлатан, он еще и любит покрасоваться перед публикой. Я бы сказал, что это его страсть, ему просто лихо, если о нем никто не говорит. И он хорошо знает, когда нужно выпрыгивать на публику, ждет этого момента. Вот и сейчас. Он видит, что в Лондоне все спокойно, можно заставить людей говорить о себе, и вылез со своей идейкой. Уверяю вас, он и сам не верит во всю это чепуху с изменением эфира. А если вы тоже вообразили, что человечеству и впрямь грозит какая-то опасность, то выкиньте этот бред из головы.

Профессор сидел, нахохлившись, как старый ворон. Прокаркав все своим скрипучим голосом, он ехидно засмеялся, и плечи его затряслись.

От слов Саммерли меня охватила ярость. Мне казалось, что слушая эти оскорбительные слова, я совершаю подлость по отношению к человеку, которому все мы были обязаны своей славой. Ведь это он дал нам возможность совершить путешествие, о котором многие не могут и мечтать. Я раскрыл было рот, чтобы достойно ответить Саммерли, но лорд Джон опередил меня.

— Помнится мне, вы когда-то сильно поцапались с нашим дорогим другом, профессором Челленджером, — резко произнес он. — И он в десять секунд положил вас на лопатки. Мне кажется, профессор Саммерли, у вас не та весовая категория. Поэтому для вас же будет лучше не связываться с ним в очередной раз.

— А кроме того, — вставил я, — по отношению ко всем нам он показал себя настоящим другом, и если у него и есть недостатки, одно мы можем сказать определенно — он прям, как линия. Я уже не напоминаю вам о том, что профессор Челленджер никогда не позволит себе за глаза обливать своих товарищей грязью.

— Отлично сказано, молодой человек. Вы настоящий друг, — проговорил лорд Джон Рокстон. Затем, с добродушной улыбкой он хлопнул Сммерли по плечу.

— Остыньте, герр профессор, будем ли мы ссориться в такой день. Мы столько лет не видели друг друга. Только впредь вас прошу быть осторожнее в высказываниях. Мы, я и этот паренек, питаем определенную слабость к нашему дорогому ученому мужу.

Но Саммерли не только не думал остывать, а даже напротив. Его лицо сжалось в презрительную гримасу и покраснело так, что на ка-кое-то мгновение мне показалось — дым идет не от трубки, а от самого профессора.

— А вам, лорд Джон Рокстон, — заскрипел он, — я хотел бы сказать следующее. Ваше мнение в вопросах науки для меня имеет такую же мизерную ценность, как для вас новый тип охотничьего ружья. И еще — я сужу обо всем так, как умею, сэр. И если Челленджеру удалось один раз запутать и обхитрить меня, то это совершенно не значит, что я впредь должен принимать на веру все его непродуманные мыслишки. Он — не папа римский в науке и его взгляды — еще не папский декрет, которому мы, ничтожные и бессловесные твари, должны беспрекословно повиноваться. Скажу вам, сэр, что у меня есть мозги и я умею ими пользоваться. Именно поэтому я никогда не буду ни снобом, ни рабом. А если вам, сэр, угодно верить во всю эту галиматью с эфиром и линиями Фрауенхофера, пожалуйста — можете верить. Но только не требуйте от тех, кто постарше и поумнее вас, разделять ваши ошибочные взгляды. Изменение эфира до степени, о которой говорит профессор Челленджер, а тем более его смертоносное влияние на человеческий организм, еще абсолютно никем не доказано. А ведь мы тоже должны были бы ощутить отрицательное воздействие изменений, не так ли? — Сказав это, Саммерли победно рассмеялся. Ему, видимо, понравился его аргумент. — Да, сэр. Если бы профессор Челленджер был прав, мы с вами не сидели и не болтали бы здесь, в теплом и уютном вагоне, а страдали бы где-нибудь от язв, вызванных тяжелым отравлением. Нас разъедал бы сильнейший яд. Но я что-то не вижу никаких симптомов страшного космического воздействия. Но может быть, вы их видите? Нет, нет, не отворачивайтесь, не уходите от ответа. Я спрашиваю вас — где, где, скажите мне, вы видите следы таинственной отравы? Можете ли вы мне показать их или нет?

Слова Саммерли злили меня все больше и больше. Нахрапистость и бесцеремонность манер старого крикуна до крайности раздражали.

— Думаю, что если бы вы знали больше фактов, вы бы изменили свое мнение, — произнес я.

Саммерли вытащил изо рта трубку и окинул меня каменным взглядом.

— Вы не могли бы, сэр, прокомментировать свое, позвольте мне заметить, довольно дерзкое замечание?

— Конечно мог бы. Когда я уходил из газеты, редактор отдела новостей показал мне телеграмму, в которой говорится о вспышке странной болезни среди туземцев Суматры. И еще в проливе Сунда разом погасли все маяки. По-вашему, это не может быть доказательством, что профессор Челленджер прав?

— Пора положить конец этому шарлатанству, — вскричал разъяренный Саммерли. — Да как вы не понимаете, что эфир — это универсальная материя и не изменит своих свойств, даже если мы согласимся с дикой гипотезой Челленджера. Эфир одинаков во всех частях мира. Или, может быть, вы считаете, что есть эфир Британский, а есть Суматранский? Тогда скажите об том. Прибавьте также, что есть эфир Кентский и Саррейский. Сообщите нам, какой эфир лучше. Или вы желаете убедить нас в том, что Суматранский эфир настолько опасен, что вызвал страшную эпидемию, в то время, как мы здесь, в Англии, совершенно не ощущаем его губительного воздействия, поскольку живем в нашем родном и безопасном эфире? Абсурд! Убедить в этом можно только легковерного невежду, но не меня. Кстати, лично я еще никогда не чувствовал себя так бодро, как сейчас. И ум мой, замечу вам, как никогда ясен и светел.