Дмитрий Щербинин - Светолия

Под стенами вой, скрежет, кровь по земле течет: израненные на коней запрыгивают, вместе с всадниками под копыта, под ноги падают... Ад то был!

И среди этого ада Лучезар с Березой стоят: Лучезар точно дуб - никто к нему подойти не может - вот всадник с копьем налетел - одним ударом Лучезар копьем перебил, подпрыгнул, вторым ударом, всадника в грудь поразил, вылетел тот из седла, на землю упал - совсем еще юноша молодой...

И слышит Лучезар - плачет совсем рядом Береза:

- Что же делаешь ты? Да ты ли это, милый мой?

И склонилась Береза над юношей тем - всадником Царьградским, целебные травы достала, уж и к ране его приложила, а юноша жив еще, дышит часто-часто и глазами синими в ясно небо смотрит.

Вот слово какое-то незнакомое прошептал, и понял Лучезар, что маму он свою звал: жалость тут на Лучезара навалилась, слезы на глазах выступили, почувствовал, все то, что и Береза чувствовала, словно в единое с ней слился. Понял тогда, что слава за которой он шел - ничто, а те чувства, которые он испытал, когда увидел ее впервые - есть вечное. Вдруг понял он, что стены Царьградские когда-то прахом станут и есть что-то более вечное, чем они, чем все на свете...

- Прости! - прошептал он и видит в глазах Березы ужас.

- Сзади! - закричала она, обернулся Лучезар, видит - на него всадник летит; уже мечом замахнулся. Налетел на всадника того Лучезар, с коня спихнул, а сам уже обратно Березе бежит. А она среди сечи, словно цветок зимний среди ветров смертных негнущийся, над раненым юношей склонилась, уже и к ране его и листья целебные приложила, и перевязала рану и словно добрые, о жизни, да о весне шепчет.

И словно заговоренный круг возле нее: вокруг смерть, вокруг мечи сверкают, а в круг тот и не войдет никто...

Рядом с ней стоит Лучезар, меч опустил - нет в нем задора прежнего, хочет он на брег озера лесного, не нужны ему купола Царьградские - родная сторона всего милее.

Тут и видит: друга его лучшего Радужа, всадники окружили сетями забросали, в Царьград волокут; бьется Радуж, хочет сети разорвать, да уж изранен он весь, сил почти не оставлен.

- Радуж, друг! - закричал Лучезар. - Я иду к тебе, брат мой!

И меч Лучезаров, словно серп месяца кровавого засверкал, и заревел он словно волк; к Радужу бежит, врагов раскидывает - нет спасенья от его меча.

Одного, второго, третьего порубил:

- Брат мой, держись!

Вот налетел на всадников, одного с коня спихнул - на его уж месте сидит, других порубил, сам раны получил, но боли и не чувствовал - хоть и весь в крови был.

Летят из ворот новые ряды, но тут другие русичи подоспели, вокруг Радужа оборону держат. Среди них и правитель остался: коня при нем нет и лицо рассечено, но в голосе прежняя сила:

- Мы можем еще прорваться к табунам предателей. Клином сквозь ряды их пройдем! Табун захватим, и с местью в иной год воротимся.

- Недюже воротится спиной! Недюже бежать! - кричит кто-то. - Уж лучше смерть, чем бегство!

- Лучше в силе воротится, да славу истинную победой заслужить!

Пока судили так, увидел правитель Царьградский Березу:

- А это, что за цветок с лугов диких под нашими стенами расцвел? Ох краса, какие лепестки! Да бейте хоть все войско этих дьяволов, все равно с ними нет никакой управы никакого уговора! Но приведите ее ко мне, все силы на это бросьте, ничего не жалейте! Слышите, командиры, упустите сей цветок полетят ваши головы!

Поклонились командиры своему государю, поспешили исполнять его указ...

- Прорываемся! - решили тем временем русичи, а осталось их сотен пять из десяти то тысяч, остальные то, кровью своей землю Царьградскую оросили; везде завалы из тел лежат.

- Береза! - кричит Лучезар, обернулся - видит, окружили ее уже конники, смеются, чуя награду, сети достают, а она и не видит их, юношу раненого врачует, уж и исцелила его - дело теперь только за временем, когда рана затянется, да сможет он подняться.

Обернулась Береза, на крик Лучезаров, поднялась, нежны руки к любимому протянула, а на нее уж сеть летит.

Заорал Лучезар, и вновь меч его засверкал, словно месяц кровавый.

- Лучезар, Лучезар! От туда уж не вырваться! - кричат, братья его - мужи русские, но не слышит, он их, не чувствует ран на теле. Рвется к любимой своей, и кричит:

- Не оставлю, слышишь, Береза, никогда не оставлю!

А конники вокруг нее уж спешились плотным кольцом встали...

- Ну братья! - кричит повелитель русский. - Там, где один, там и все! Кто оставит брата своего для врага, тот и не может мужем больше зваться!

И повернулись они все: последние пять сотен, и к стенам Царьградским среди моря вражеского пошли.

А Лучезар уж близко от Березы: сверкает меч его, сквозь врагов прорубается, кровавые брызги, пена летит, кости трещат... Ближе, ближе к ней - и сила богатырская в нем пылает от жажды жить, от жажды обнять ее и вырваться прочь, жить и любить!

Все ближе и ближе, шаг за шагом, трещит от ударов меч его, кровью брызгает; вот уж близко она - несколько шагов осталось. Удары мечей так и сыплются на Лучезара, а он и без брони, в одной рубахе, да штанах, насквозь кровью пропитанных - разве тут все удары отобьешь - вот в бок его поразили, сквозь живот сталь прошла; потемнело в глазах:

- Береза!

Нечеловеческим усилием, тьму ту предсмертную разогнал, еще один шаг сделал, еще нескольких ворогов разрубил:

- БЕРЕЗА!!! ЛЮБЛЮ!!!

Где-то за спиной братья его рубятся, да далече до них...

А она к нему руки протянула, от сетей увернулась, вот они уже рядом...

В спину Лучезара ударили, насквозь пробили, вышел тот меч из живота его и Березу пронзил, обняла она любимого, и он ее крепко-крепко в объятиях своих кровавых заключил.

- Вот упустили! - скрипит зубами от досады правитель Царьградский.

А под стенами пять сотен лебедей кровавых, разогнали царьградцев от Лучезара и Березы, которые так и стояли обнявшись, единым мечом пронзенные. И были те пять сотен островом: и волнами пошло на них вражье войско в железо кованное. Волнами бесконечными, все сходились и сходились... кровь по земле текла, валы из тел на каждом шагу оставались - медленно-медленно погружался тот остров в море.

- Сущие дьяволы! - забыв и о злате, и о рабах, и о своей короне, восторженно прошептал правитель Царьградский.

А Лучезар и Береза уже не ведали того: обнявшись, в вечном поцелуе, смотрели они в очи друг друга и жизнь земная медленно вытекала из них по лезвию меча.

- Я чувствую крылья! - услышал голос любимой Лучезар - он видел огромный и прекрасный океан перед своими глазами.

- Мы теперь слиты в единое... Как счастлив, как долог будет наш полет, сквозь небо, сквозь время... Теперь мы никогда не расстанемся...

* * *

Поначалу Сережа еще видел окружающий их пробуждающийся от зимнего сна лес, но с каждым шагом все больше и больше погружался в мир рассказа Светолии; слова складывались в образы и вот видит он, словно сквозь туманную дымку - идут они: молодые, прекрасные, со светлыми лицами, вокруг дерева и земля из которой поднимаются травы да цветы, потом и вой битвы услышал точно метель зимняя налетела, а при последних словах выступили слезы на глазах его, поднял он голову: увидел небо, понял, почувствовал, что за его недостижимо высокой глубиной сокрыта еще что-то большее, недостижимое пока еще для его понимания...