Дмитрий Янковский - Третья раса

У меня уже глаза выкатывались из орбит, когда наконец шлюз закрылся. Только клацнули замки, вокруг тут же забурлило, зашипело, и я понял, что Долговязый продувает отсек. Но обрадоваться этому уже не мог. Несмотря на все мои усилия, легкие судорожно дернулись и втянули воду. В глотку ударило острой болью, содержимое желудка тут же рванулось навстречу потоку воды, в глазах потемнело, и я перестал воспринимать окружающее.

Я не помню, отчего пришел в себя, но когда в сознании забрезжили первые проблески, оказалось, что валяюсь я на полу десантного отсека, словно выловленный тунец на дне катера, а вокруг змеятся витые провода дефибриллятора, а в глаза бьет ритмичный свет расфокусированного лазера.

— Очнулся? — раздался деловитый голос Долговязого. — Ну так поднимайся, хорош лежать.

— Ты с ума сошел? — просипел я, не в силах не то что шевельнуться, а даже слово произнести как следует. — Я же тонул…

— И что? Все охотники не по разу тонут. И что из этого трагедию делать? Вот если бы я тебя не откачал, был бы повод для претензий. Поднимайся!

— Не могу…

Я не прикидывался — тело действительно наотрез отказывалось повиноваться. Уж не знаю, сколько я пробыл за гранью жизни, но на организм это произвело сокрушительное действие. Ощущение было примерно таким, будто я весь состоял из сплошных пролежней, в которые теперь потихоньку начала поступать загустевшая кровь. Тело неистово, неумолимо кололо тысячами невидимых булавок, мышцы раскисли от кислородного голодания и наотрез отказались работать. Если добавить к этому безудержную качку по всем направлениям, то было мне плохо, как никогда.

— Да, — Долговязый почесал макушку и выключил лазер. — Пожалуй, три минуты клинической смерти — это многовато. Ладно, сейчас я тебя подниму. Погляди, сколько пальцев показываю?

Я попытался хоть немного сфокусировать зрение, но результат все равно оказался невнятный — вместо пальцев я видел лишь размытый силуэт бесформенного пятна.

— Нисколько, — честно сообщил я.

— А вообще что-то видишь?

— Провода.

— Все понятно, — он отошел на несколько шагов, хватаясь за поручни в переборках, чтобы противостоять качке. Затем снова поднял руку. — А так?

Так было лучше. На большем расстоянии глаза видели гораздо устойчивее, так что я без особого труда различил три пальца, которые поднял вверх Долговязый.

— Три! — радостно сообщил я.

— Не угадал, — вздохнул он. — Я показал два пальца. Ладно, сейчас будем проходить курс интенсивной реабилитации.

Звучало не очень обнадеживающе. Курс интенсивной реабилитации в исполнении Долговязого не сулил ничего хорошего, так что организм начал самостоятельно входить в норму, лишь бы избежать предстоящей экзекуции. Покалывания прекратились, сердце перестало лениться и начало увереннее разгонять кровь по жилам.

— О, порозовели щечки! — сообщил отставник, доставая из медицинского модуля шприц, размер которого наводил на мысли не столько о медицине, сколько о ветеринарии. — Сейчас мы тебе добавим жизненной силы.

— Э, погоди! — воспротивился я, с огромным трудом принимая сидячее положение. — Ты шприц поменьше мог найти?

— Не дрейфить, охотник! Руку давай!

Попытки сопротивляться ни к чему не привели, Долговязый легко поймал меня за запястье, пошлепал по вене и приложил компрессионный впрыскиватель к сгибу локтя. Я и ойкнуть не успел, как он нажал кнопку впрыска, и мне в кровь влилась какая-то гремучая смесь, от которой по всему телу прошла тугая волна жара. Сердце тут же начало биться сильнее и чаще, а в глазах образовалась просто-таки исключительная ясность.

— Это внутривенный энергогенератор, — объяснил Долговязый. — В твоем состоянии самое то, хотя присаживаться на него не стоит — клетки быстро старятся.

— И сколько же ты у меня лет жизни отнял? — пробурчал я, ощущая, что после дозы этого средства действительно способен на подвиги.

— Лучше посчитай, сколько я их тебе прибавил.

Он подал мне руку и помог подняться. На полу осталась большая лужа океанской воды, которая стекла с одежды.

— В порядке? — спросил отставник.

— Более или менее, — ответил я, стараясь удержаться за поручень в переборке. От безудержной качки начинало подташнивать. — Не узнал, что с транспортником Леси?

— Идем туда полным ходом. Пока ты тонул, нам передали данные с сателлита спасателей. Данные зондирования говорят, что корпус транспортника цел, лежит на глубине тридцать метров. В океане нет никого, все внутри. Так что продержатся. Ты только это…

— Не бери тяжелого в руки, а дурного в голову? — стиснул я кулаки.

— Ну да. Идем в каюту, переоденешься. А то не на охотника похож, а на мокрого пингвина через три дня после смерти.

— Самое время острить, — косо глянул я на него.

До каюты я добрался с огромным трудом, даже с учетом помощи Долговязого. Слишком много пришлось преодолеть трапов, коридоров и высоких порогов. В каюте он выдал мне яркий костюм спасателя, а мокрую форму засунул в прачечный модуль.

— Таблетку прими для разгончику, — он выдал мне крупную оранжевую пилюлю, а вторую такую же проглотил сам.

— Ты из меня наркомана сделаешь, — скривился я, но таблетку проглотил.

Через несколько секунд стало понятно, что не зря — тонус мышц резко повысился, а голова начала соображать на порядок быстрее.

— Ну как? — спросил Долговязый.

— Где ты этого набрал?

— Осталось. Ты просто не знаешь, как охотились в океане лет тридцать назад. Это сейчас надо как следует постараться, чтобы отыскать дикого биотеха в глубине, а вот в мои времена «Барракудами» здешние воды кишели, и «Стрелки» встречались, и «Сирены», и прочая мерзость, о которой ты, может, даже не слышал. И никто никогда не знал, где, как и какая тварь подстерегает. Не было интеллектуальных прицелов, не было тяжелых елдометов с дальностью поражения за дистанцией визуального контакта. И за всю эту технику приходилось работать самим. И мы научились, Копуха, делать себя быстрее «Барракуд», выносливее и точнее «Сирен», а числа с плавающей точкой считать успешнее, чем «Стрелки». Наши химики над этим всерьез поработали. И кое-что из этих разработок у меня осталось в запасе. Техника, знаешь ли, подводит время от времени. А человек попрочнее будет.

— И что, вы все сидели на наркоте?

— Это не наркота, Копуха. Это те ферменты и гормоны, которые есть у торпед, но нет у нас. А ведь у нас с ними есть кое-что общее.

— Что?

— Их конструировали на основе человеческих генов, — огорошил меня Долговязый. — Не знал? Ну так знай, салага. Но мог бы и сам догадаться, откуда у биотехов такие развитые мозги.

Несколько секунд я пребывал в глубоком шоке, мозг работал с лихорадочной скоростью, возможно, не в последнюю очередь из-за таблетки, в сознании складывался узор из разрозненных данных.