Ричард Дейч - Тринадцатый час

Всего их было двадцать, с разных углов, в полном цвете. Кровь оказалась вовсе не такой, как ожидал Ник. Все было совсем не так, как по телевидению или в кино, где кровь вызывала отвращение, но в глубине души ты оставался спокоен, зная, что это всего лишь голливудский трюк. Эти же фотографии были настоящими, и они странным образом притягивали Ника. Как бы он ни пытался этого избежать, он смотрел и смотрел на каждую из них: на пол, на одежду Джулии, на черную юбку, которая была на ней, когда он видел ее в последний раз. На ее безымянный палец, на обручальное кольцо, которое надел ей в церкви Святого Патрика, и, наконец, на ее лицо, вернее, на то, что от него осталось.

Левая сторона лица исчезла, глаз отсутствовал, висок и лоб были раздроблены, но правая… Достаточно было взглянуть на ее голубой глаз, на коричневые крапинки под светлой бровью, чтобы убедиться — смотревшая с фотографии мертвая женщина была его женой.

Ник почувствовал, как у него подкашиваются ноги от обрушившейся жестокой реальности. Джулия мертва.

— Считаю до трех, — сказал Шеннон. — Если застрелишь Дэнса — мне плевать, я убью тебя прямо здесь, перед видеокамерой, и буду в полном своем праве.

Куинн сильнее прижал ствол к подбородку Дэнса. Детектив судорожно стиснул его предплечье. И Ник вдруг понял, что у того нет правого безымянного пальца.

Он посмотрел на настенные часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати.

— Раз, — прошептал Шеннон.

— Этого не может быть, — в отчаянии проговорил Ник, снова глядя на фотографии и мечтая о том, чтобы все это оказалось лишь сном. Образ изуродованного лица Джулии доставлял ему невыносимую душевную боль, он ощущал внутри лишь мертвую пустоту. Он попытался отвести взгляд…

— Два, — на этот раз голос Шеннона прозвучал громче, не оставляя никаких сомнений.

— Мне нужно отсюда выбраться, — сказал Ник, чувствуя, как его охватывает неестественное спокойствие. — Вы не понимаете, я могу ее спасти.

Все казалось лишенным смысла — и смерть Джулии, и эта невероятная ситуация. Как он мог ее спасти, если она уже мертва? Но в ушах его все еще звучал голос незнакомца: «У вас есть двенадцать часов».

— Три.

Ник увидел, как курок пистолета Шеннона медленно отходит назад.

Но прежде чем пуля вылетела из ствола, мир провалился во тьму.

20:12

Весь шестидесятидюймовый телевизионный экран заполняло изображение черной выжженной земли, открытое поле, испещренное белыми пятнышками, которые при ближайшем рассмотрении оказались простынями, накрывавшими обгоревшие изуродованные тела двухсот двенадцати пассажиров. Самолет «АС-300» вылетел из аэропорта Уэстчестер в 11:50 и исчез в чистом голубом утреннем небе. Две минуты спустя он рухнул на спортивное поле в городке Байрам-Хиллс.

Съемка с воздуха показывала тянувшееся на четверть мили искореженное поле, словно дьявол вытянул лапу и разодрал землю в клочья. Но, за исключением неповрежденной хвостовой части, валявшиеся обломки ничем не напоминали современный авиалайнер, направлявшийся в Бостон.

— Выживших нет, — говорила с экрана крашеная блондинка, в черных глазах которой отражалась легкая грусть из-за того, что приходится сжато излагать столь трагическое событие. — На месте катастрофы уже несколько часов присутствуют представители Национального комитета по безопасности транспорта, которые обнаружили сильно поврежденный «черный ящик» рейса 502 компании «Норт-Ист Эйр». Пресс-конференция запланирована на девять вечера.

Начали сменять друг друга картинки более ранних событий: сотни пожарных, пытающихся погасить охватившее обломки пламя, кадры продолжающихся попыток спасателей найти живых, разбросанного по земле багажа, усталых пожарных со склоненными головами и закопченными лицами. Разрывающие душу видеосъемки придавали трагедии личный характер: валяющиеся на земле ноутбуки и айпады, совершенно целая шляпа с эмблемой «Янкиз» на пятачке неповрежденной травы, детская туфелька, рюкзаки, «дипломаты» — сокрушительные напоминания о хрупкости человеческой жизни.

Плазменный телевизор стоял среди полок из черного дерева в старосветской библиотеке. Шкафы заполняли книги на разнообразные темы — от Шекспира до ремонта автомобилей, от Дюма до древностей. Над камином висело величественное полотно работы Жан-Леона Жерома с изображением льва. Стену над диваном украшали две картины Нормана Рокуэлла, изображавшие возвращающихся со Второй мировой войны солдат. Перед незажженным камином стояли большие кожаные кресла, а персидский ковер довершал картину типичного кабинета джентльмена сороковых годов.

Куинн стоял посреди комнаты на подгибающихся ногах. Мысли его путались. В ушах отдавалось низкое приглушенное гудение. Он шагнул в сторону кресел, но едва не упал, и пришлось схватиться за подлокотник софы.

Он чувствовал, будто проснулся от кошмарного сна. Во рту ощущался странный горьковато-металлический привкус, губы пересохли. Перед глазами мельтешили золотистые пятна, словно после яркого солнечного света. Пытаясь сориентироваться, Ник с трудом перевел дыхание, обводя взглядом комнату и бессознательно сжимая и разжимая кулаки, словно накачивая невидимые меха. Он не мог понять, где находится, и самое главное — он потерял ощущение времени.

Куинн снова огляделся вокруг, и комната наконец начала становиться знакомой, словно проявившись где-то на периферии его разума. Приглушенное гудение оказалось звуком генератора, снабжавшего электричеством дом в лишившемся электроэнергии городе.

Потом он вспомнил имя: Маркус Беннет. Лучший друг, сосед. Это его дом, его библиотека. Николас был здесь час назад, когда Маркус утешал, сочувствовал.

И тут, словно двухтонный камень, обрушилась реальность.

Джулия мертва.

Закрыв глаза, Ник увидел ее губы, безупречную кожу, естественную красоту. Голос звучал в ушах столь же отчетливо, как если бы она сейчас с ним говорила. Едва ощутимый аромат лаванды оставался до сих пор свеж в его памяти. Печаль охватила, увлекая во тьму, о существовании которой он никогда прежде не догадывался, окутывая сердце, сжимая в смертельных объятиях.

Куинн наконец взглянул на телевизор, на обломки самолета, на останки пассажиров, разбросанные, словно обертки от подарков. Его окружала смерть. В этот день жизнь для многих из благословения стала адом, но сколь бы ни трагичны были события на экране, он погружен был в собственное горе.

Взяв пульт и нашаривая кнопку выключения, Николас в последний раз посмотрел на кадры горящих обломков, и в глаза бросилась бегущая строка внизу экрана. Ползущие заголовки новостей притягивали глаз, скользя вдоль края экрана лишь затем, чтобы несколько секунд спустя начаться снова. Он смотрел на логотип телеканала в нижнем углу и наконец увидел то, что повергло его в панику.