Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести

А отставной герой — ничуть не лучше тех лишенных престола королей, которыми кишит вся Европа.

Изо всех сил хлопнув дверью нашей «квартиры», со шпагой на поясе, не обращая внимания на удивленные взгляды, я теле-портировался к врачам, узнал от них, куда мне нужно обратиться, перелетел туда, сделал все, что нужно, сказал Главному Биохимику, что именно ему следует передать Ее Мудрости, и чуть не оторвал ему башку, когда он стал задавать лишние вопросы.

Отсюда опять к ближайшей телепортационной кабинке… И тут я заколебался: мне нужна была компания, подобно тому, как алкоголику, вступающему в общество трезвости, нужна чья-нибудь дружеская рука. Но друзей у меня не было — так, сотни знакомых. Консорту Императрицы друзьями обзаводиться трудновато.

Значит — Руфо! Однако за все месяцы, что я прожил на Центре, я никогда не был у Руфо дома. Центр не практикует варварского обычая «забегать на огонек», и я встречался с Руфо только в Резиденции или на вечерах. Домой он меня никогда не приглашал. Нет, нет, никакого охлаждения в наших отношениях не было, мы виделись часто, но всегда он приходил к нам.

Я поискал его в списке абонентов телепортации — неудача. Со списком абонентов телекоммуникационного канала — такая же история. Я вызвал Резиденцию и потребовал офицера коммуникационной службы. Он ответил, что «Руфо» это не фамилия, и хотел отключиться.

— Только попробуй, разжиревший чинуша! Только попробуй отключиться, и я гарантирую, что через час ты станешь смотрителем дымовых сигналов где-нибудь в Тимбукту! Теперь слушай, мне нужен парень — пожилой, лысый, по имени, полагаю, Руфо, известный специалист в области сравнительной культурологии. И к тому же — внук Ее Мудрости. Думаю, ты прекрасно знаешь, кто это такой, и валяешь дурака только из-за обычного чиновного гонора. У тебя есть пять минут, после чего я обращусь к Ее Мудрости и спрошу ее, а ты будешь складывать свои вещички!

Меньше чем за пять минут изображение Руфо заполнило весь экран.

— Ну, — сказал он, — а я-то думал, у какого это важняка хватило влияния нарушить мой запрет на включение?

— Руфо, можно зайти к тебе?

Его лоб собрался в морщины:

— Мышка попала в суп, сынок? Твое лицо напомнило мне о времени, когда мой дядюшка…

— Руфо, пожалуйста…

— Ладно, сынок, — отозвался он ласково. — Сейчас отправлю танцовщиц по домам. Или не отправлять?

— Мне все равно. Как тебя найти?

Он сказал как, я нажал кодовые кнопки, добавил свой код для оплаты и сразу же оказался в нескольких тысячах миль от точки отправления. Жилищем Руфо служил особняк, такой же пышный, как у Джоко, но в тысячу раз хитроумнее оборудованный. У меня сложилось впечатление, что у Руфо был самый обширный на Центре штат прислуги — и исключительно женской. Возможно, я ошибался, но вся женская обслуга, все гостьи, все кузины, дочери и т. п. выстроились в качестве комиссии по встрече — поглазеть на соложника Императрицы. Руфо прикрикнул на них, они разбежались, и он провел меня в свой кабинет. Какая-то танцовщица, загримированная под секретаршу, возилась с бумагами и пленками. Руфо выпроводил ее, шлепнув по заднице, показал мне на удобное кресло, предложил сигареты, уселся сам и замолчал.

Курение на Центре не поощрялось: табак тут заменяется разумом. Я взял сигарету.

— «Честерфилд»! Господи боже мой!

— Контрабанда, — отозвался он. — Только теперь он уже не тот, что был. Мусор с мостовой и рубленое сено.

Я не курил многие месяцы. Хотя Стар сказала, что о раке и тому подобном я могу забыть навсегда. Я зажег сигарету и… закашлялся, как невианский дракон. Даже в пороках необходимо постоянное упражнение.

— Так какие новости на Риальто? [147]— задал вопрос Руфо и бросил внимательный взгляд на мою шпагу.

— Так, пустяки. — Помешав работе Руфо, мне было как-то неловко говорить о собственных домашних неприятностях.

Руфо сидел, курил и помалкивал. Надо было с чего-то начинать, и американская сигарета напомнила мне об одном инциденте, который тоже внес лепту в мое нынешнее состояние. Примерно неделю назад на одном званом вечере я встретил человека, лет тридцати пяти по виду, спокойного, вежливого, но с тем видом превосходства, который говорит: «Ваша ширинка расстегнута, старина, но я слишком хорошо воспитан, чтобы указать вам на это».

И все же я был в восторге от встречи с ним — он говорил по-английски!

Я полагал, что Стар, Руфо и я — единственные люди на Центре, которые знали английский. Мы часто говорили на нем, Стар — ради меня, Руфо — для практики. Он владел диалектом кокни [148]как уличный торговец фруктами, бостонским — как уроженец Бикон-Хилла, австралийским — как кенгуру. Руфо знал все английские диалекты.

Этот парень говорил на отличном американском.

— Небби — мое имя, — сказал он, пожимая мне руку (в стране, где никто рук не подает). — А ваше — Гордон, я знаю. Рад познакомиться.

— Я тоже, — ответил я. — Это ведь и сюрприз и удовольствие — услышать свой родной язык.

— Это моя профессия, старина. Специалист в области сравнительной культурологии — лингво-историко-политик. Вы — американец, насколько мне известно. Дайте подумать минутку… Глубокий Юг, но родились не там… Скорее в Новой Англии. Явно ощущается влияние Среднего Запада, а возможно, и Калифорнии. Лексикон упрощенный. Выходец из нижнего слоя среднего класса.

Этот лощеный нахал был специалистом высокой марки. Мама и я жили в Бостоне, пока отец был на войне в 1942–1945 годах. Тамошние зимы я не скоро забуду. Приходилось носить гетры с ноября по апрель. Жил я и на Глубоком Юге — в Джорджии и Флориде, в Калифорнии — тоже, во времена Корейской войны, и еще потом — когда учился в колледже. «Нижний слой среднего класса»? Мама бы с этим не согласилась.

— Близко к истине, — согласился я. — У меня есть знакомый среди ваших коллег.

— Знаю, кого вы имеете в виду — «Безумного ученого». В высшей степени эксцентричные теории. Но, скажите, как обстояли дела, когда вы уезжали? Особенно как там насчет славного эксперимента, проводимого в США?

— Славного Эксперимента? — Мне надо было подумать. Антиалкогольная кампания кончилась еще до моего рождения. — О, его пришлось пересмотреть.

— Вот как! Пора снова отправляться в экспедицию. И кто же у вас теперь? Король? Я так и думал, что ваша страна пойдет по этому пути, но не предполагал, что так скоро.

— О, нет, нет! — воскликнул я. — Я говорил об антиалкогольном законе.

— Ах, об этом… Симптоматичен, но не очень важен. Я же имел в виду этот забавный принцип правления болтунов. «Демократию». Умилительная бредятина — будто суммирование нулей может дать какое-то иное число. Но на земле вашего племени этот эксперимент поставлен в гигантском масштабе. Он начался еще до вашего рождения, без сомнения. Я-то подумал, что вы сказали, будто даже труп сего явления уже унесен в небытие. — Он улыбнулся. — Значит, еще до сих пор есть и выборы, и все такое прочее?