Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести

Я оставался на пляже до самого захода солнца, ожидая, что эта женщина все же вернется. Затем наспех проглотил скромный ужин из хлеба, сыра и вина, нацепил плавки и двинулся в деревню. Там я обошел все бары и кафе, нигде не обнаружив никаких следов красавицы, и, следуя по этому маршруту, еще заглядывал в незанавешенные окна коттеджей. Когда бистро стали закрываться, пришлось дать отбой и вернуться в палатку, проклиная себя за свою фантастическую тупость (почему, например, я не спросил ее имени, где она живет и где остановилась на острове?). Потом я завернулся в одеяло и заснул.

Проснулся я на рассвете, обежал пляж, позавтракал, снова обежал пляж, «оделся», пошел в деревню, побывал во всех лавчонках и на почте, где купил вчерашнюю «Геральд Трибюн».

И вот тут-то мне и пришлось делать самый трудный в моей жизни выбор: я выиграл лошадь! Сначала я не поверил глазам, так как не мог же я запомнить все 53 номера. Пришлось мчаться к палатке, искать записную книжку, проверять — действительно, выиграл! Этот номер прочно засел в моей памяти из-за своей легкости: XDV 34555. Я выиграл лошадь!

Это означало сумму в несколько тысяч долларов, но сколько именно, я не знал. Во всяком случае достаточно, чтобы оплатить обучение в Гейдельберге, если я немедленно загоню билет. «Геральд Трибюн» приходила сюда с дневным опозданием, то есть жеребьевка состоялась дня два назад, и эта животина вполне могла уже либо ногу сломать, либо покалечиться каким-нибудь другим способом. Мой билет имел цену только, пока «Счастливая Звезда» числилась в списке стартующих. Следовало немедленно добраться до Ниццы, выяснить, где и как можно получить наибольшую цену за билет и сейчас же его загнать.

Но как же Елена Прекрасная?!

Шейлок с его душераздирающим воплем: «О дочь моя! Мои дукаты!» [50]— вряд ли страдал больше меня.

Пришлось идти на компромисс. Я написал исполненную страдания записку, назвав свое имя, сообщая о неотложном вызове по делам, умоляя ее или дожидаться моего возвращения на следующий день, или оставить записку с указанием, где я могу ее найти. Записку я оставил почтмейстерше вместе с описанием (блондинка, рослая, длинные волосы, великолепная poitrine [51]) и двадцатью франками, плюс обещание заплатить вдвое, если послание будет передано, а ответ получен. Почтмейстерша сказала, что такой женщины она не видела, но если cette grande blonde [52]покажется в деревне, то записка ей будет вручена.

В результате всей этой деятельности у меня осталось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы добежать до палатки, переодеться в городской костюм, забросить прочее имущество к Mme Alexandre [53]и успеть на катер. Ну а потом у меня оказалось целых три часа свободного времени, которые я мог посвятить волнующим раздумьям.

Одна из закавык заключалась в том, что «Счастливая Звезда» была отнюдь не дохлятиной. Рейтинг ставил ее на пятое-шестое место. Итак, что делать? Остановиться и получить верную прибыль? Или рискнуть всем и, возможно, не получить ничего?

Решение было трудным. Предположим, я продам билет за десять тысяч долларов. Даже если не пытаться обойти Налоговое управление, мне все же выдадут на руки большую часть этой суммы и ее хватит на завершение образования.

Но ведь образование я и без того могу получить, да и так ли сильно мне хочется поступить в Гейдельбергский университет? Тот студент с дуэльными шрамами по существу-то был настоящий болван со своей фальшивой заносчивостью, опирающейся на поддельную доблесть.

Теперь предположим, что я обожду продавать и схвачу один из главных выигрышей — 50 или даже 140 тысяч долларов?!

А знаете ли вы, какой налог платит молодой холостяк с суммы 140 тысяч долларов в Стране Отважных и на Родине Свободных? Сто три тысячи — вот сколько! А ему остается, стало быть, 37 тысяч.

Стоит ли ставить реальные десять тысяч против ненадежных тридцати семи? Шансы примерно один к пятнадцати против меня. Ну а предположим, я найду какую-нибудь уловку и обойду налогового инспектора? Тогда ставки будут 10 тысяч против 140, а это уж совсем другой коленкор — 140 тысяч не просто деньги для пропитания в период учебы, а состояние, приносящее 4–5 тысяч долларов в год.

И вовсе я не «обирал» Дядю Сэма, ведь США имели такое же моральное право на мой выигрыш (если бы я его получил), как я — на Священную Римскую империю. Что Дядя Сэм сделал для меня? Он швырнул моего отца в две мировые войны, причем в одной из них не дал нам победить, и тем самым куда как затруднил мое поступление в колледж, даже если оставить в стороне вопрос о той роли, которую мой отец мог бы сыграть в духовном развитии сына (этого я не знаю и никогда не узнаю). Затем Дядя Сэм вытурил меня из колледжа и послал сражаться на еще одну «невойну», почти что укокошил меня там и вообще, можно сказать, лишил девичьей невинности.

Так по какому же праву он теперь претендовал на 103 тысячи долларов, оставляя мне какой-то паршивый хвостик? Чтобы одолжить эти деньги какой-нибудь Польше? Или Бразилии? Черта с два!

Способ удержать все деньги (если допустить, что я их выиграю), конечно, был. Например, можно было отправиться в Монако, где налогов вообще нет, а через годик уехать оттуда куда угодно.

Можно хоть в Новую Зеландию. «Геральд Трибюн» пестрела своими обычными заголовками, разве что в большей концентрации. Похоже было, что эти парни (ах, эти шаловливые детишки), которые верховодят на нашем шарике, решили снова сыграть в мировую войну, только теперь уже с водородными бомбами и межконтинентальными ракетами.

Что ж, если забраться куда-нибудь на юг, ну хотя бы в ту же Новую Зеландию, то будет шанс, что там что-нибудь и останется, когда осядет радиоактивный пепел. А Новая Зеландия, говорят, страна красивая, рыбаки-любители, слыхал, там даже пятифунтовую форель считают мелочью, недостойной того, чтобы нести ее домой.

Сам-то я только раз в жизни поймал двухфунтовую.

И вот, когда мои размышления дошли до этого места, я сделал жуткое открытие. Оказалось, что мне больше не хочется поступать в колледж, ни в том случае, если я выиграю деньги, ни в том случае, если их проиграю. И что я ни в грош не ставлю гараж на три машины, плавательный бассейн или какой-нибудь другой символ высокого статуса или благосостояния. В этом мире все было ненадежно и лишь одни потрясные дураки и робкие мышата могут думать иначе.

Где-то, еще в джунглях, я растерял амбиции этого рода. В меня слишком часто стреляли, чтобы я сохранил интерес к супермаркетам и загородным участкам или к тому, что сегодня вечером я приглашен на ужин, организованный Ассоциацией родителей и учителей, и должен весь день помнить об этом.

Впрочем, все это вовсе не означало, что я собираюсь в монастырь. Я еще жаждал… А вот чего?..