Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Угроза с Земли (сборник)

Возможно, эти рассуждения были уж слишком сильным перегибом; и тем не менее за ними было преимущество, которым не обладали ортодоксальные концепции: они объясняли колдовство, которое Грэмпс Шнайдер чинил над декальбами. Любая рабочая гипотеза, которой не под силу было объяснить способность Шнайдера — и его самого, Уолдо — мысленно приводить декальбы в рабочее состояние, не стоит ни гроша. А эта гипотеза объясняет, ей соответствуют фразочки Грэмпса типа: «Все на свете туман» и «Кое-что одновременно и существует и не существует. Смотреть на вещи можно хоть сотней способов. Некоторые годятся, а некоторые нет».

Очень хорошо. Примем эту гипотезу. И будем действовать по ней. Мир изменяется в зависимости от того, каким образом на него смотрят. Но если так, то уж он-то, Уолдо, знает, каким образом смотреть. Он подает голос за порядок и предсказуемость!

И навяжет этот взгляд. Введет в упорядоченный космос свое представление об Иномире!

Заверения, данные Глисону о надежности обработанных «по Шнайдеру» декальбов, в этом случае следует считать добрым началом. Значит, так и будет. Сказано, что надежны — значит, и будут надежны. Не выйдут из строя никогда.

Постепенно в уме складывалась и прояснялась собственная концепция Иномира. Хотелось считать его упорядоченным и в основном подобным здешнему пространству. А местом смыкания обоих пространств мыслилась нервная система; кора головного мозга, зрительные бугры, спинной мозг и прилегающие участки нервных путей. Эта картина отвечала тому, что говорил Шнайдер, и не противоречила явлениям, как он сам, Уолдо, их понимал.

Постойте! Если нервная система расположена в обоих пространствах, то, возможно, именно это и приводит к относительно медленному распространению нервных импульсов по сравнению со скоростью света. Да! Если в инопространстве константа с меньше, чем в здешнем, то это так и должно быть.

Стала являться твердая уверенность, что это так и есть. Он что, он просто рассуждает? Или создает новую вселенную? Возможно, придется отказаться от сложившегося в уме образа ино-пространства, размерами и формой напоминающего страусиное яйцо, поскольку пространство с более медленной скоростью света не меньше, а больше привычного пространства. Нет… Нет, погодите минутку, размеры пространства зависят не от постоянной с, а от радиуса кривизны, выраженного через эту постоянную. А так как с — это скорость, то, значит, размеры зависят от представлений о времени — в этом случае времени как скорости изменения энтропии. В том и заключается особенность, позволяющая сравнить оба пространства: они обмениваются энергией, и, следовательно, каждое воздействует на энтропию соседнего.

То, которое быстрее приближается к постоянству энтропии, должно быть «меньшим».

Так что нет нужды отказываться от образа страусиного яйца, с которым так сроднился! Иномир есть замкнутое пространство с малой с, с высокой скоростью изменения энтропии, с малым радиусом и почти постоянной энтропией — великолепный резервуар энергии с любой точки зрения, готовый излиться в здешнее пространство, как только происходит замыкание межпространственного интервала. Для своих собственных обитателей, если таковые существуют, Иномир может выглядеть простирающимся на сотни миллионов световых лет; для него, для Уолдо, он страусиное яйцо, которое вот-вот взорвется от избытка энергии.

Стали приходить мысли о способах проверки собственной гипотезы. Если, используя шнайдер-декальбы, начать отбор энергии с максимально возможной быстротой, удастся ли воздействовать на местный потенциал? Не образуется ли градиент энтропии? Можно ли реверсировать процесс, отыскав способ закачивать энергию в Иномир? Нельзя ли создать разные уровни в разных точках и таким образом произвести проверку перехода к постоянной максимальной энтропии?

Дает ли скорость распространения нервных импульсов удобный ключ к определению с в инопространстве? Можно ли, применяя этот ключ в сочетании с энтропией и иссследованием потенциала, получить математическое описание инопространства в рамках представлений о его постоянных и возрасте?

Уолдо занялся этим. Его вольные, ничем не сдерживаемые рассуждения закончились определенным положительным результатом: выявилось по крайней мере одно направление, с которого можно было подступиться к этому инопространству; он разработал принцип действия для телескопа слепца. Какова бы ни была истина об этом континууме, она больше, чем некая истина; это целая последовательность новых истин. Вот подлинный состав этой последовательности: истины, характеристические закономерности, что внутренне присущи инопространству, плюс новые истинные закономерности, которые проистекают из взаимодействия характеристик инопространства с обычным пространством. Рэмбо напоследок крикнул, что может случиться все что угодно. И неудивительно. Почти все возможно, все так или иначе вероятно, если правильно применить и сочетать три набора закономерностей: закономерности нашего пространства, закономерности инопространства и закономерности связи между ними обоими.

Но прежде чем теоретики смогут начать работу, отчаянно необходимы новые данные. Теоретик из Уолдо был никакой, и сам он как бы с изнанки признавал этот факт, решив для себя, что теория — это непрактичная и ненужная потеря времени для него как инженера-консультанта. Пусть, мол, ею занимаются безволосые обезьяны.

Но инженеру-консультанту довелось искать ответ на вопрос, будут ли шнайдер-декальбы длительно и непрерывно действовать, гарантирует ли он это? А если не гарантирует, то что должно сделать, чтобы обеспечить такое постоянное действие?

Самая трудная и самая интересная сторона подобного исследования должна была быть связана с выяснением взаимоотношений между нервной системой и инопространством.

Ни электроизмерительная техника, ни нейрохирургия не были изощрены настолько, чтобы обеспечить точные показания на уровнях, которые Уолдо предполагал исследовать.

Но ведь у него были уолдики.

Самые малые из уолдиков, которые он до сих пор применял, имели ладони поперечником примерно в сантиметр и, разумеется, соответствующий сканер для управления ими. Для того, что он задумал, они были слишком велики. А задумал он опыты с живой нервной тканью, изучение ее изоляции и ее поведения in situ.

Он употребил эти крохотные уолдики для изготовления еще меньших.

И в конце концов соорудил крохотные металлические лепестковые зажимы с поперечником чуть больше трех миллиметров. Пружины в их сочленениях, служившие псевдомышцами, едва можно было разглядеть невооруженным глазом, — но у него же были сканеры.