Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник)

— Какой ужас, Потифар!

— Пожалуй. Я покажу вам данные, которые меня поражают, — Брин подошел к конторке, выдвинул один из ящиков и достал оттуда стопку каталожных карточек, — Вот вам первый случай: две недели назад некто подал в суд на весь Совет округа, обвинив весь Совет в попытке соблазнить его жену. И судья принял дело к производству. Или вот второй: патентная заявка на изобретение, которое положит земной шар набок, что даст возможность растопить ледяные шапки на полюсах. Патент не зарегистрирован, но автору удалось, прежде чем вмешались власти, продать желающим земельные участки вокруг южного полюса на сумму свыше трехсот тысяч долларов. Теперь он судится с правительством и вроде бы даже имеет шансы на успех. А вот еще: очень известный епископ предлагает организовать в средних школах практические занятия по курсу «Взаимоотношение полов», — Потифар отбросил карточку в сторону, — А это уж самый смак: проект закона, внесенного на рассмотрение в нижнюю палату Законодательного собрания штата Невада. Он отменяет законы атомной энергетики, причем не юридические, а физические — законы атомной физики, — и делает это в самых резких выражениях. Поистине безбрежна глупость человеческая!

— Да они все просто спятили!

— Нет, Мид. Один такой случай — сумасшествие, а множество — это исход леммингов, ведущий к гибели. Нет, нет, не возражайте, лучше посмотрите составленные мной графики. Последний раз нечто подобное имело место в так называемую «Эпоху Удивительного Абсурда», но сейчас все куда серьезней, — Потифар полез в нижний ящик и вытащил график. — Амплитуда теперь вдвое больше, и это при том, что мы еще очень далеки от пика значений. Каков будет этот пик, я даже предположить боюсь — видите, тут три разных ритма, и все они наслаиваются друг на друга.

Мид внимательно рассматривала графики.

— Вы хотите сказать, что тип, продававший участки в Антарктиде, тоже попал в один из графиков?

— Да, он тоже учтен. А вот на этом — сидетели на флагштоке, глотатели живых рыбок, любители танцевальных марафонов, человек, вкативший носом горошину на вершину Пайкс-Пик. А вы, Мид, дадите сегодня, когда я учту вас в этом графике, дадите новый толчок росту вон той кривой.

Мид поморщилась.

— Мне это как-то не по душе.

— Мне тоже. Но картина яснее годового банковского отчета. В этом году человечество явно сидит с нечесаной гривой, ковыряет в носу и лепечет эне-бене-рес.

Мид вздрогнула.

— Можно, я еще выпью? А уж потом двинусь домой.

— Я предложу вам кое-что получше. Считаю, что задолжал вам ужин за честные ответы. Выбирайте, куда пойдем. Там и выпьем по коктейлю.

Мид задумчиво покусывала нижнюю губку.

— И ничего-то вы мне не должны. Да я и не люблю ресторанной толчеи. И еще я боюсь… боюсь…

— Бояться не надо, — резко оборвал он ее. — Дважды это не повторяется.

— Вы уверены? Все равно, терпеть не могу толпу, — Мид бросила взгляд на кухонную дверь. — Какая-нибудь провизия у вас есть? Готовить я умею.

— Есть кое-что для завтрака, еще фунт фарша в морозилке и булочки — я иногда делаю котлеты, когда лень идти в закусочную.

Мид встала и подошла к двери.

— Пьяная или трезвая, одетая… или не очень, но готовить я умею. Вот увидите.

И он, действительно, увидел. Гамбургеры на поджаренной булочке, вкус которых не забивали, а только подчеркивали ломтики бермудского лука и мелко нарезанный укроп; салат из чего-то найденного в холодильнике, картофель, хрустящий, а не жесткий как резина.

Они ели на крошечной лоджии, запивая еду холодным пивом.

Потифар вздохнул и вытер рот.

— Да, Мид, готовить ты умеешь.

— Вот как-нибудь я приду, захвачу все необходимое с собой и отплачу вам за этот ужин. Вот тогда и увидите!

— Но ведь вы уже все доказали. Тем не менее, предложение принято. Однако я уже в третий раз должен повторить, что вы мне ничем не обязаны.

— Разве? Не случись там защитника угнетенных, я провела бы всю ночь в каталажке.

Брин покачал головой.

— У полиции есть приказ спускать такие дела на тормозах, чтобы не провоцировать новые случаи. Вы же сами видели… И, моя дорогая, в ту минуту вы не были для меня личностью. Я ведь даже лица не рассмотрел. Я…

— Ясно, ясно, вы в это время рассматривали нечто совсем иное!

— Сказать по правде, нет. Вы были для меня лишь статистической единицей.

Мид повертела в руках столовый нож и, разделяя слова длинными паузами, произнесла:

— Может, я чего-то не понимаю, но мне кажется, меня тут оскорбляют. За все двадцать пять лет, в течение которых я постоянно более или менее успешно оборонялась от мужских приставаний, меня обзывали по-всякому, но никто еще не называл меня статистической единицей. Пожалуй, возьму-ка я вон ту логарифмическую линейку и поколочу вас как следует.

— Моя дорогая юная леди…

— Вот что я не леди — это уж точно, но зато я и не статистическая единица!

— Ладно, тогда, моя дорогая Мид! Должен вам сказать, чтобы предотвратить возможные недоразумения: в колледже я боксировал в полусреднем весе.

Мид улыбнулась, отчего у нее на лице снова появились ямочки.

— Вот это другой разговор, это разговор безусловно приятный для девушки. А я уж было начала опасаться, что тебя делали где-нибудь на фабрике счетных машин! Потти [47] Потти (жарг.) — толстячок, пузанчик. , а ведь ты молодец!

— Если Потти — уменьшительное от моего имени, оно мне нравится, но если это намек на мою талию, я категорически возражаю.

Мид потянулась через стол и потрепала его по животу.

— Твоя талия меня устраивает: с худыми и голодными мужчинами лучше дела не иметь. Если я буду готовить для тебя и дальше, то тебе придется еще немножко потолстеть.

— Разрешите считать это официальным предложением?

— Ну хватит, хватит… Послушай, Потти, ты, действительно, предполагаешь, что вся страна рехнулась?

Потифар мгновенно протрезвел:

— Хуже.

— То есть?

— Пойдем в комнату, я тебе покажу, — пока они собирали тарелки и складывали их в раковину, Брин продолжал говорить: — Еще ребенком меня заворожили числа. Числа очаровательны, они складываются в такие интересные комбинации. Я получил степень, разумеется, по математике и должность младшего актуария в страховой компании на Среднем Западе. Это было очень интересно: вот ведь как получается — нет никакой возможности определить время грядущей смерти конкретного человека, но зато с полной уверенностью можно сказать, что в такой-то возрастной группе к определенной дате умрет такое-то число людей. Графики прекрасны и предсказанное ими всегда сбывается. Всегда. И не надо знать, почему. Прогнозировать можно с абсолютной уверенностью, а вот знать, почему — нет. Просто уравнения таковы. Запрограммированные кривые всегда безошибочны. А еще меня занимала астрономия. Эта наука основана на математике и индивидуальные числа в ней срабатывают с безукоризненной точностью, вплоть до последнего десятичного знака, допускаемого разрешающей способностью приборов. В сравнении с астрономией другие науки смахивают на плотницкое дело или на кухонную химию. Вскоре я обнаружил, что в астрономии есть такие углы и закоулки, где обычной математики недостаточно, где нужна математическая статистика. Это заинтересовало меня еще больше. Я вступил в «Общество любителей астрономии» и, возможно, стал бы в конце концов профессиональным астрономом, а не теперешним консультантом по бизнесу, если бы не пришло еще одно увлечение.