Фредерик Браун - Призрак шимпанзе

Кейту повезло, что никто из стоявших перед ним лиц не затягивал разговора, и ему понадобилось всего несколько минут, чтобы оказаться в кабине.

Набирая номер издательства Бордена, он все время укорял себя за то, что, пока ожидал в очереди, не заглянул в справочник, поскольку здешний номер места его работы вполне мог оказаться другим.

Но его мысли тут же прервал очень смахивавший на Мэрион Блейк голос телефонистки:

— Издательство «Борден».

— Мистер Уинтон на месте? — поинтересовался он. — Я имею в виду Кейта Уинтона.

— Нет, мистер, его нет. Кто спрашивает?

— О! Это не имеет никакого значения. Я перезвоню завтра.

Кейт поспешил повесить трубку, дабы Мэрион не успела забросать его какими-нибудь другими вопросами. Он очень надеялся, что та не узнала его голоса. Скорее всего, так и было.

Отдавая пол кредитки в кассу, Кейт с неудовольствием подумал, что плохо распорядился этой суммой. Надо было бы полюбопытствовать, вышел ли Кейт Уинтон пообедать, был ли он вообще в Нью-Йорке и знали ли, где он сейчас обретается. Но было уже поздно корить себя. А если начинать все сначала, то пришлось бы снова выстоять очередь.

Ему страшно не терпелось поскорее побывать в своем офисе и — пусть это будут даже самые нелицеприятные известия — выяснить истинное положение дел в этом вопросе.

Кейт спешно направился к зданию, в котором издательство Бордена занимало весь третий этаж.

Поднявшись на лифте, он сделал глубокий вдох, прежде чем выйти на лестничную площадку.

Кейт приостановился перед выполненной в сугубо модерновом стиле дверью, которую так хорошо знал, поскольку давно уже ею любовался. Она была из числа тех, что выглядят стеклянным монолитом с хромированной ручкой в футуристическом исполнении. При этом, естественно, не было видно никаких петель. Вывеска «Издание Борден АО» находилась на уровне глаз и была искусно и неброско вплавлена хромированными буквами в стеклянную толщу.

Кейт, как всегда, осторожно дотронулся до ручки, чтобы не оставить пятен на этой чудесной прозрачной поверхности, открыл дверь и вошел.

Все выглядело, как прежде: та же стойка из красного дерева, точно такие же картины на стенах — гравюры, изображавшие охотничьи сцены. И, конечно, неизменная Мэрион Блейк, пухленькая куколка с ярко-красными надутыми губками, высокой прической из темных волос, сидевшая за тем же приемным столом в отгороженном стойкой углу. Для Кейта она была первым известным ему человеком, встреченным с тех пор, как… Боже, неужели все это случилось за такой короткий промежуток времени, — с семи часов вчерашнего вечера? Ему-то казалось, что с тех пор миновало несколько недель. На мгновение у него закружилась голова и безумно захотелось перемахнуть через низенький барьерчик и от души расцеловать Мэрион Блейк.

Пока что ему довелось видеть знакомые предметы, места, но сейчас перед ним было первое в этом мире знакомое лицо. Когда он просматривал содержание журнала «Необыкновенных приключений», то узнал, что издательство «Борден» размещалось по тому же, что и раньше, адресу, что оно по-прежнему функционировало, но только сейчас до него дошло, что, в сущности, он не очень-то в это верил, пока вот теперь не увидел Мэрион Блейк, восседавшую на своем рабочем месте.

Более того, на какой-то миг это столь близкое ему лицо, да и тот факт, что в приемной ничего не изменилось, даже подтолкнули его к мысли, а не бред ли — все эти его воспоминания за последние восемнадцать часов?

Это было просто чем-то невозможным, невероятным…

Но вот Мэрион повернула голову, взглянула на него, и ничегошеньки в выражении ее личика не выказывало, что она узнала Кейта.

— Что вам угодно? — довольно нетерпеливо осведомилась она.

Кейт прокашлялся. Что это, шутка? Разве она не видит, что это он, Уинтон, главный редактор одного из журналов издательства? Не разыгрывает ли она его?

Он еще раз натужно прочистил горло.

— У себя Кейт Уинтон? Мне хотелось бы переговорить с ним.

Это могло бы сойти за ответную шутку с его стороны, если бы она сейчас вдруг расплылась в улыбке. Тогда и его губы растянулись бы до ушей.

Но секретарша деловито бросила:

— Мистер Уинтон вышел.

— Хм… а мистер Борден? Он на месте?

— Нет, мистер.

— А Бет… мисс Хэдли?

— Ее тоже нет. Почти весь персонал ушел в час. На этот месяц именно это время установлено для закрытия офисов.

— Установ… О! — Он вовремя сдержался, чтобы опять не ляпнуть очевидную глупость. — Извините, я как-то позабыл об этом, — промямлил он, скрывая свое замешательство. Про себя же Кейт мучительно раздумывал, что это такое «установленное время для закрытия» и почему, в частности, оно декретировано для этого месяца.

— Ладно, приду завтра, — подвел он неутешительные для себя итоги. — Скажите, пожалуйста, в какое время больше всего шансов застать мистера Уинтона на месте?

— Около семи.

— Семи… — Кейт как бы эхом вторил ей, на деле изумляясь все больше и больше. Так что же она хотела сказать: семь утра или семь вечера? Хотя ясно, конечно, утра, поскольку второй вариант означал почти что начало отуманивания города.

Внезапно разгадка сама собой пришла ему в голову. Он понял смысл ответа и лишь пенял на себя, что о такой простой вещи не смог додуматься раньше и сам.

Само собой разумеется, рабочие часы и должны были быть иными в мире, где господствовало отуманивание, где с наступлением ночи люди рисковали головой на каждом углу улицы и где стала невозможной какая-либо ночная жизнь. Ну ясно же, что рабочий день в этих условиях должен был строиться так, чтобы позволить людям иметь хотя бы минимум личной свободы.

Понятно, что пришлось менять весь распорядок жизни, если каждому необходимо вернуться домой до наступления темноты и даже задолго до нее для пущей безопасности. Рабочий день в таких обстоятельствах должен был начинаться где-то в шесть — семь утра — через час после того, как лучи восходящего солнца растворят черный туман, — и длиться до часу или двух пополудни. Тем самым на личные дела оставалось послеобеденное время, которое, видимо, заменяло прежние, отведенные под развлечения вечера.

Да, это неоспоримо так и должно было быть. Кейт упрекнул себя, как же он не подумал об этом, читая книгу об отуманивании.

В любом случае эта новость как-то взбадривала. Она означала, что Бродвей отнюдь не обязательно обезлюдел и потерял былую оживленность, как он это представлял себе вначале. Вероятно, по-прежнему идут спектакли, дают концерты, устраивают ревю — только все это теперь происходит не вечером, а после обеда. А утренние зрелища организуют пораньше. Вместо ночных клубов и баров, видимо, появились послеполуденные.