Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

Клаус подхватил мальчика на руки:

— Я заберу его в госпиталь. Если выживет, будет мне сыном.

Клаус действовал против своего нрава, но предложение это не удивило пастора. Дитрих дал свое благословение, и они пошли каждый своим путем. Священник направился к дороге, которая вела из деревни в сторону Медвежьей долины.

Дверь дома распахнулась, и Ильзе Аккерман выбежала из него с Марией на руках.

— Моя маленькая Мария! Моя дочка! — вскрикивала она вновь и вновь.

Малышка перепачкалась рвотой, ее губы и язык посинели, изо рта струилась кровь. От нее исходил знакомый чумной дух. Прежде чем Ильзе успела сказать еще что-то, девочка задергалась и умерла.

Женщина закричала вновь и уронила дочь на землю, на которой та осталась лежать, словно почерневшая кукла, которую Мария спасла из огня. Чума, казалось, поразила все ее тело, заставив гнить изнутри. Это зрелище было еще ужасней, чем Хильда с ее бредом и даже Ванда с ее ворочающимся почерневшим языком. Дитриху предстала Смерть в самом устрашающем величии.

Женщина закрыла лицо ладонями и побежала в сторону озимых полей, где работал Феликс, так и не обернувшись на лежащую в грязи девочку.

Смерть со всех сторон наносила Дитриху стремительные удары. Эверард, Францль, Ванда, Анна, Мария. Мирно или в агонии; быстро или долго; со зловонным гниением или в безмятежном сне. Не было никакого порядка или закономерности. Пастор ускорил шаг. Чума, после трех дней покоя, удвоила свои усилия.

На липе, растущей на деревенском лугу, болтался отвратительный плод: под напором горячего июльского ветра покачивалась человеческая фигура. Одо, понял Дитрих, когда подошел поближе, и сначала подумал о самоубийстве. Но веревку привязали к стволу, и поблизости не было ничего, с чего бы старик мог спрыгнуть. Тогда священник понял. На пути к дому зятя Одо поймали и убили за то, что он принес с собой чуму.

Дитрих не выдержал и побежал. Прошлепав сандалиями по деревянным доскам мельничного мостка, пастор устремились в сторону Медвежьей долины. Дорогу нещадно палило солнце, тень омывала ее только между холмами. Здесь ручей размыл тропу, грязь забрызгала ноги Дитриха. На повороте священник наткнулся на одного из господских коней, серого, полностью взнузданного и покрытого попоной, тот щипал листья с одного из сочных кустов у дороги.

«Знак!» — подумал Дитрих. Господь послал ему знак. Схватив поводья, пастор вскарабкался на возвышение и вскочил в седло. Затем, не оборачиваясь, пустил упирающегося коня на восток.

Подсознание — замечательная вещь. Оно никогда не спит, и неважно, чем оно занимается. Главное, оно никогда не прекращает думать. Нет разницы, чем занято в это время сознание. Шерон вела лекцию по структуре Галактики — семь аспирантов-физиков старших курсов, — когда, поворачиваясь после доказательства очередного положения, посмотрела на большую карту распределения красного смещения.

Ну конечно.

Она замолчала, и студент, секунду назад ответивший на ее вопрос, смущенно опустился на свое место, гадая, в чем ошибся. Он отрывисто постучал ручкой по крышке стола и оглянулся, прося помощи товарищей.

— Я хотел сказать… — Он помедлил, надеясь на намек.

Шерон повернулась:

— Нет, вы совершенно правы, Гириш. Но я только что поняла… Все свободны.

Ныне единственная разница между аспирантами и студентами заключается в том, что первые иногда недовольны подобной неожиданной милостью, ведь большинство из них сидели здесь, так как хотели этого, а не просто подчинялись требованиям общества. Потому они покинули семинарскую аудиторию, недовольно жужжа, тогда как Шерон бросилась в свой кабинет, где принялась яростно писать.

Когда Эрнандо полчаса спустя вошел к ней, зашвырнул кепку на книжную полку и уронил рюкзак рядом со столом, она так глубоко была погружена в свои мысли, что даже не заметила его. Он смотрел на нее какое-то время, а потом расположился рядом, приводя в порядок выписки перед лекцией по нуклеонике.

— Все потому, что время квантовано, — сказала Шерон, выведя Эрнандо из его размышлений.

— Что? Время квантовано? Да, полагаю. Почему нет?

— Нет, это я о красном смещении. Почему галактики разбегаются на дискретных скоростях. Вселенная распыляется.

Эрнандо повернул стул лицом к ней:

— Верно.

— Хорошо, энергия вакуума. Лямбда Эйнштейна, та самая — он еще называл ее своим самым большим промахом.

— Космический выдуманный фактор, который он вбросил, чтобы получить желаемый результат.

— Правильно. Поэтому Эйнштейн и был гением. Даже его ошибка оказалась блестящей. Лямбда все быстрее и быстрее разносит галактики друг от друга. Но количество энергии в вакууме зависит от скорости света — и наоборот.

— Похоже, именно это предполагает твоя теория.

Она пропустила мимо ушей его сомнения.

— Если скорость света падает, возможное количество энергии, содержащееся в вакууме, сокращается. Так куда уходит излишек?

Эрнандо поджал губы и принял задумчивый вид.

— За пределы Вселенной?

— Нет, внутрь Вселенной. В обычную радиацию и материю. В облака частиц и микроволны, звезды, планеты и галактики, в китов, птиц и профессоров колледжей.

Постдок присвистнул:

— Большой взрыв в себе…

— И без дурацкого поля инфлатона в качестве эпицикла. Квантованное время — единственное, что объясняет интервалы длинноволнового смещения.

— Разрешающая способность измерительных приборов? — предположил Эрнандо. — Ограниченное число примеров? Нерепрезентативные примеры?

— То же самое сказали Тиффту, [268] Уильям, Г. Тиффт — астрономом Стьюардской обсерватории Аризонского университета в Туксоне. Доказывал, что красное смещение «квантовано», то есть оно происходит только в определенных регулярных гармонических интервалах. когда он открыл это. И… его оппоненты были во многом правы, но не смогли побороть ортодоксию, цепляясь за существующую догму. Смотри, свет квантован, пространство квантовано, почему время должно быть исключением? Оно — всего лишь другое измерение континуума.

— О, это убедительный аргумент. Кроме того, если ты права, то он не совсем континуум.

— И вот почему в красном смещении есть интервалы. То, что выглядит как непрерывная картинка кинофильма, на деле всего лишь серия кадров. Во вселенной есть «трещины».

Мужчина засмеялся:

— И что же в этих «трещинах»?

— Разве тебе не хочется это узнать? Целые вселенные, я думаю. Параллельные миры.

Эрнандо вздернул голову, задумался и, наконец, спросил:

— Объективные свидетельства?

— А здесь твой выход.

— Мой? — Он явно встревожился, словно Шерон намеревалась отправить его в один из этих параллельных миров.