Дмитрий Сергеев - Прерванная игра

Опять, как вчера, на помост вбежала девочка, похожая на игривого котенка. Звонким голоском потребовала нашей смертной казни. Оказалось, что мы, гнусные обманщики, подкупленные фильсами, утверждаем, будто прибыли из другого мира. В городе распространились лживые слухи, что мы не похожи на остальных людей - у нас нет хвостов. В том, что слухи эти лживые, жители Герона удостоверятся сейчас.

В словах девочки была такая убежденность, что я невольно пощупал, не вырос ли у меня за эти сутки хвост. Я посмотрел на кардинала: что за шутки? Как они намереваются убедить толпу, что у нас есть хвосты? К Эвиному комбинезону даже нахвостник не пришили. Персии, должно быть, почувствовал взгляд, повернулся в мою сторону. Недобрая улыбка плотно свела его тонкие губы.

На площади своим чередом продолжалась церемония.

Наблюдая в бойницу за происходящим, я совсем позабыл о роли, отведенной нам. Интересно, скоро ли появятся стражники, чтобы вести нас к месту казни. Только сейчас я заметил, что приготовлены вовсе не костры, а виселицы. На перекладине болтались три веревочные петли.

Это решение было и вовсе непонятно. Нас хотели сжечь, чтобы ни одна живая душа не могла увидеть нашу куцость.

Толпа затихла. Стал отчетливо слышен голос сусла, читающего с бумаги:

- Сейчас будет оглашено последнее слово обвиняемых. Они полностью осознали свою вину и чистосердечно раскаялись в преступлениях, совершенных против Герона и верхнего пандуса. Вы услышите подлинные слова, йоторые главарь шайки произнес на состоявшемся вчера судебном разбирательстве дела куцых. Итак, внимание: "На следствии я без утайки признался в совершенных мною злодеяниях. Мой обвинитель справедливо назвал нас предателями и изменниками, людьми, лишенными стыда и совести, готовыми служить кому угодно - была бы хорошей плата. Мне нечего добавить к речи обвинителя. Я не прошу о снисхождении: такие, как я, недостойны взывать к милосердию. Да, мы продались фильсам и распускали слух, будто бы мы явились из другого мира, а в доказательство утверждали, что у нас якобы нет хвостов. Это гнусная ложь. Я полностью признаю справедливость сурового приговора".

Ну это уж они явно хватили через край - даже последнее слово составили вместо меня. Поскорее очутиться у виселицы - уж как-нибудь да сумею показать толпе, что хвоста у меня в самом деле нету.

Толпа внизу затаилась, притихла.

Появились стражники, вооруженные секирами. Одежды на них, как и на всех прочих, кто был на площади, черные. Из огнённошерстной кардинальской гвардии не видно никого.

Вслед за вооруженным отрядом шагал глашатай.

- Смотрите! Все смотрите! Сейчас вы увидите мерзких лгунов, пособников фильсов!

И верно, позади него с понуро опущенными головами двигались трое.

Я опять поглядел на Персия: кардинал прильнул к смотровой щели - не оторвется.

Осужденных ввели на помост, я увидел их лица. Двое были знакомы мне: наш первый тюремщик и приказной дьяк. Дьяк скис окончательно, у него подкашивались ноги. Стражники вели его под руки. Тюремщик держался стойко. Похоже, он и теперь своим наметанным глазом оценивал: все ли делается как нужно. Дать ему в руки бумагу и карандаш - тотчас настрочит донос на своих палачей. Третий не сводил глаз с раскачивающейся веревочной петли - его лихорадило. В руках палача лязгнули тяжелые ножницы.

Одияя взмахом он распорол нахвостник дьяка -- тощая рoзовая плеть оголенного хвоста сверкнула в воздухе. Дружным одобрительным вздохом отозвалась толпа.

- Негодяи! Обманщики!

В осужденных полетели камни. Стражники защищали их собственными щитами - барабанным боем грохотала туго натянутая шкура. Толпа понемногу утихомирилась.

Силы самостоятельно взойти на скамью хватило только у тюремщика, остальных втаскивали на руках. В напряженной тишине разносился скрип досок под нетерпеливыми шагами палача.

Я ощутил на себе чей-то взгляд, будто внезапный удар шпаги. Эвины глаза смотрели на меня осуждающе. Ее взгляд врезался в сознание нестерпимым уколом совести. Это был призыв к действию. Смятенным умом я лихорадочно искал выход - что делать?

- Остолопы! Вас хотят одурачить! - выкрикнул я в бойницу.

- Не надрывайся, мой друг, - кардинал был совершенно спокоен и улыбался почти доброжелательно. - Ничто теперь не в силах смутить людей. Негодяи во всем признались.

И верно: на площади никто не шелохнулся -- все завороженно смотрели на последние приготовления к финалу спектакля.

- Прекратите изуверство!

- Даже будь у меня власть отменить приговор, вынесенный пандусом, я бы сейчас не решился на этот шаг, сказал Персии.

Из клубов утреннего тумана выплыл огненный щар - точеные колонны вспыхнули отполированными кристаллами кальцита. Томная белизна мрамора светилась в мглистом воздухе. До крыши не больше четырех метров, несколько выступов, опоясывающих колонны, выточены словно нарочнэ, чтобы за них можно было ухватиться.

Я давно не лазал по деревьям и чуть было не соскользнул вниз, уже от самого верха. Но мне все же удалось уцепиться за дощатый свес крыши. Копье, пущенное одним из конвоиров, пропороло шкуру комбинезона, вскользь ударило по плечу. Несколько других копий просвистели мимо. На крыше я стал недосягаем. Шерсть не успела промокнуть капли крови, словно ртутные шарики, повисли на ворсинках. Крыша подо мной гулко грохотала, словно я топал но пустым бочкам. Вся площадь, опоясанная прямоугольником каменных зданий, была запружена народом. Мое появление заметили - внимание толпы отвлеклось от эшафота. Даже осужденные с любопытством смотрели наверх.

- Вас одурачили! - кричал я, стоя на коньке крыши. - Мы на самом деле явились сюда из другого мира. Смотрите.

Откуда у меня взялась сила - я отодрал пустой нахвосгник и швырнул его вниз. Он тотчас пошел по рукам.

Далеко не всем был слышен мой голос, а разглядеть, что у меня нет хвоста, могли и вовсе только самые ближние. Но, видимо, чтобы поджечь толпу, достаточно одной искры. Все смешалось на площади, недавние преступники и конвоиры затерялись в толпе.

На меня накинулись сразу несколько охранников-я че заметил, когда они забрались на крышу по чердачной лестнице.

Итголу разрешили навестить меня, чтобы сделать перевязку.

- Не стоит, - запротестовал я. - Гореть на костре или болтаться на виселице можно и с неперевязанными ранами. Лучше продолжим разговор.

- За этим я и пришел. - Он ненадолго задумался, рассеянно глядя в темный угол тюремной камеры. - Я допустил непростительную ошибку. Это по моей вине мы попали в беду.

- Даже если это и правда, я на вас не в обиде.

-- Я не имел права делать этого до времени, - сказал он, словно не слыша меня. - Но теперь я должен сказать тебе... Помни: что бы ни случилось, даже самая жестокая казнь не должна пугать тебя - конец будет благополучный. Ты очнешься живым на Земле в тот самый момент, когда исчез оттуда. А все происшедшее будет вспоминаться, как сон.