Михаил Тырин - Семьи.net (сборник)

Азей заплакал.

Соглядатаи перешептывались, переглядывались, не зная, как им реагировать на происходящее. Они должны были просто сопроводить пару до самолета, убедиться, что те сели на рейс. Но сейчас происходило что-то странное.

Азей встал, кулаком размазал слезы по лицу.

– Слышите, вы, динозавры! – зло обратился он к залу. Соглядатаи медленно направились к нему. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего, но разве что-то могло сейчас напугать Азея?

– Вы вымираете! – объявил он. – И вы ищете свежую кровь, чтобы продлить свою жизнь. Только все это бесполезно!

Соглядатаи вцепились в него, потащили вниз. Он сопротивлялся, продолжая кричать:

– Вы забираете наших детей, потому что не можете иметь своих. Но это не поможет, потому что вы делаете их такими же, как вы сами!

Ему закрыли рот – он укусил чужую ладонь, разорвал кожу острым обломком зуба.

– Вы динозавры! Динозавры!

Десятки лиц были сейчас обращены к нему. Недоумевающих, смеющихся, напуганных – разных.

– Вы все умрете, – равнодушно объявил Азей и, отталкивая пыхтящих соглядатаев, полез со скамьи. – Вы уже умираете…

Он сел на пол, закрыл голову руками, не обращая внимания на сыплющиеся удары. Он улыбался, вспоминая своего сына и последний день, который они провели вместе.

Вместе с динозаврами.

Азей верил, что скоро он вернется сюда. Вернется – и заберет своего сына.

Чего бы это ему ни стоило…

Федор стоял на крыльце и глядел на изгиб выходящей из-за холмов дороги. Слабый ветерок не спасал от жары, лишь слегка шевелил седые, однако же еще густые и жесткие волосы. Прищуренные глаза внимательно следили из-под ладони за маленькой точкой, бегущей вдали по серой извилистой полоске и оставляющей за собой длинный пыльный хвост.

– Марьяна, ну давай же скорей, едут ведь! – крикнул Федор, не поворачиваясь.

– Да бегу уже! – на крыльце дома, завязывая на ходу платок, появилась Марьяна – немолодая уже, но статная, гибкая и по-своему привлекательная женщина. – Борщ с огня снимала.

– Борщ… – Федор невольным движением оправил пиджак, стряхнул со штанины прибитую ветром соломинку.

Небольшой зеленый автобус с яркой военной эмблемой на боку остановился напротив калитки. С коротким шипением открылась дверь, потом закрылась. И автобус, поднатужившись, тронулся дальше, переваливаясь на неровной колее.

А на дороге остался совсем молодой парнишка в черно-сером солдатском комбинезоне, с небольшим рюкзачком на плече. Был он худой и какой-то блеклый на первый взгляд. Лишь яркой искоркой горела единственная медаль на его груди.

Он медленно, словно опасаясь чего-то, подошел.

– Добрый день… Здесь живут Марьяна Денисовна и… Федор… Федор Иванович?

В руке он мял какую-то бумажку.

Федор чуть улыбнулся.

– Да ладно уж, какие мы тебе Федор-Ивановичи… Вот мамка твоя. А я – батя. Так и называй. Ну проходи, проходи, – Федор распахнул калитку. – Здравствуй, сынок, заждались тебя.

Паренек не двинулся с места. Лишь быстро переводил смущенный взгляд с одного родителя на другого.

– Да что ты застеснялся-то! – Федор взял парня за рукав и буквально затащил во двор. Крепко обнял его, затем то же сделала и Марьяна.

– Меня Ахмедом зовут, – спохватился солдат.

– Да уж помним! – коротко рассмеялся Федор. – Давай мне вещи, проходи в дом, обедать будем.

На самом крыльце Ахмед вдруг остановился.

– Пахнет у вас тут как… Травой, речкой…

– Будет тебе и трава, и речка – все будет. Ты проходи, сынок.

В доме было тихо, лишь какая-то взбесившаяся муха яростно стучалась о стекло. Ахмед скромно и аккуратно ел борщ, стараясь не греметь ложкой. Не столько ел, сколько делал вид, настороженно стреляя взглядом из-подо лба. Наконец отставил тарелку.

– Вкусно очень. Спасибо.

– Эй, сынок, так дело не пойдет, – покачал головой Федор.

Поднялся, достал из буфета бутылку и три небольших рюмочки.

– Вот так… Тебе, я гляжу, терапия нужна. А то совсем как не родной.

– Нет, нам не разрешали! – испугался Ахмед.

– А я – разрешаю! Я – батя твой, понял? И главнее меня сейчас никого нет, вот так! Мать, давай свои котлеты, или что там у тебя…

Марьяна поспешила к плите.

Федор оказался прав – «терапия» подействовала. У Ахмеда и щеки порозовели, и взгляд стал не такой колюче-испуганный.

Было видно: мало-помалу солдатик осваивается в родительском доме.

– Ну, ты хоть расскажи, сынок, как ты там? Как служишь? Вот, гляжу, и орден у тебя.

– Да какой там орден, медаль просто, – смутился Ахмед.

– Просто или не просто, а медали тоже за так не раздают. Ты расскажи, что прошел. Нам же с мамкой тоже знать надо.

– Да что там… у меня всего один бой и был, – Ахмед простодушно развел руками. – Только успели из самолета выскочить, приказ – на позиции. Три километра бегом в зимних комплектах. Дошли до точки, все мокрые, сопли на лету замерзают. Вздохнуть не успели – тут и накрыло. Три десятка ребят с ледника сразу в море смело. Меня командир – за шкирку в расщелину оттащил, посадил за пулемет, сектор показал. Говорит, стреляй. Я и стрелял. Два часа стрелял, пока панцеры не подошли. Вот и все, вот и весь мой подвиг.

Федор покачал головой, сведя брови. Протяжно вздохнул.

– Это кто ж вас так не пожалел? Небось, с норвежских линкоров прилетело?

– Нет, норвежцы сейчас в Баренцевом море застряли, им не до нас, там индусы их жмут. Говорят, нас сверху ударили, с орбитальной батареи. Украинцы, кажется.

Ахмед помолчал, глядя в пустоту.

– Там вообще сейчас ничего не поймешь. Все перемешалось.

– Ну, мы тут тоже мало чего понимаем, – пожал плечами Федор. – Ты, сынок, за свою землю стоишь – вот это понимай. Остальное – пыль. Все эти японцы, арабы, болгары – они за деньги дерутся. Арктическая нефть, алмазы, золото… А за тобой сейчас твоя земля, твои люди, мы с мамкой твоей. Значит, и правда на твоей стороне.

Он помолчал, покачивая головой.

– Слышь, а белорусы-то как? С нами еще?

– С нами, – кивнул с улыбкой Ахмед. – В наших УБК специальности получают, потом в наших же частях служат. И сражаются хорошо. Отлично даже.

– Да отстань ты от него со своей политикой, а? – всплеснула руками Марьяна.

Скрипнув дверью шкафа, она достала стопку вещей и положила на диван.

– Ты переоденься, сынок, тут все чистое. Небось, устал от казенного белья. А лучше вздремни с дороги, я постелю сейчас.

– Это верно, – Федор хлопнул ладонями по столу. – Отдохни часа три, а я пока удочки налажу, наживку заготовлю. К вечером на реку пойдем. Ты такой рыбалки нигде не увидишь, хоть всю землю обойдешь.

– Опять он за свое, – покачала головой Марьяна. – Сын на ногах едва стоит, а ему все рыбалка.