Михаил Тырин - Семьи.net (сборник)

– Как это – что?

– Подумайте над этим, Чижова. Я не тороплю с ответом. До две тысячи двадцать шестого года времени много. Экипаж-Б, вольно! Свободное время двадцать минут. Разойдись.

«Ни до чего она не додумается, зря я это затеял, – решил Марченко, наблюдая, как расходится экипаж. – У Чижовой вид надутый. Пусть. Думать не вредно. Здорово Марсик им прочистил мозги».

– Люся, – позвал Максим. Отлепился от косяка так, словно это стоило ему немалых усилий, подошел ближе. Руки по-прежнему держал в карманах, вид имел мрачный и независимый, на Антона Сергеевича посматривал с неприязнью.

«Не мое дело», – подумал Марченко, собираясь улизнуть, но не успел. Лидер ашек решился. Громко, чтобы слышал куратор, сказал:

– Люся. Я это… Сделал бы то же самое. Тоже поднял бы корабль. И это… Я хотел бы…

– Мне все равно, чего бы ты хотел, ашка, – отрезала Чижова. – В подачках не нуждаюсь. Дай пройти.

Лидер экипажа-А посторонился, вслед ей смотрел с такой тоской, что Антону Сергеевичу захотелось хоть как-то помочь парню – потрепать по плечу, сказать что-нибудь утешительное, – но он вовремя остановился. Говорят, в Чебаркульском филиале ВОШкИ куратора экипажа девятого уровня уволили за склонность к педофилии только потому, что имел обыкновение по-отечески класть детям руки на плечи. «Свят-свят. Мне это ни к чему», – и Марченко решил ограничиться словами.

– Молодец, – сказал он Максиму.

Мальчик посмотрел на него волком.

«Я на твоей стороне», – подумал Антон Сергеевич, но вслух добавил только:

– Куратор просил тебя проследить, чтобы не было опозданий.

– Не просил, а приказал, – огрызнулся Макс и зашагал через холл наискосок, прочь.

«Двенадцать лет, ужасно прекрасный возраст, – размышлял Антон Сергеевич. – И помочь бы ему, но как? Бог знает, чем все это кончится, неизвестно еще, чем Марс отплатит за неуместный вопрос. Не хочу, чтоб выгнали. Уволят – плакала тогда Валеркина ипотека».

В проекте неплохо платили, Антон Сергеевич мог себе позволить половину отдавать сыну. Тот ввязался в постройку дома, переселился, но не рассчитал, и с полгода уже едва сводил концы с концами, воюя с исполнительной службой. Если бы не деньги отца – давно вышвырнули бы Валерку с женой и двумя детьми в муниципальное общежитие. Что это значило, Антон Сергеевич знал не понаслышке – интернаты повсюду, что ни день отовсюду везут космодесантников, чьи родители не могут обеспечить или не справляются. Со взрослыми «Марс-26» не играет и шансов на второй заход не дает. Приоритетный проект. Не справляешься с родительскими обязанностями – отдай детей стране. В интернате им будет лучше.

«Лучше? Ну нет. Внуков не отдам. Пусть тогда…»

Антон Сергеевич приостановился на лестнице. Тряхнул головой и двинулся дальше. «Что за мысли, в самом деле? Можно подумать, это обмен. Они мне внуков, я им – Макса, Чижову и остальных. Бог знает до чего так можно додуматься. Морду не криви, когда смотришь в камеру».

Дверь кураторской отъехала в сторону. Марченко вошел.

Георгий Михайлович опять со значительным видом торчал у окна и считал ворон.

– Тонсергеич? – весело чирикнула, крутнувшись на стуле, Маша. – Вас к директору.

«Что еще за новости?» – подумал, потирая лоб, Марченко.

У входа в директорский кабинет Антон Сергеевич нагнал медсестру. Алина, более чем всегда похожая на печальную рыбу, не спешила. Одна рука в кармане халата, в другой – пакет с комбинезоном космодесантника. «Вот в чем дело, прибыло пополнение», – сообразил Марченко и распахнул перед медицинской работницей дверь. Она так и не вынула из кармана руку, вошла. С нею всегда так – ждет, что люди и вещи станут повиноваться без слов, и устало удивляется, когда этого не происходит.

В директорских апартаментах пахло озоном. В смежной каморке гудел и пощелкивал медисканер, похожий на саркофаг. Полицейский – двухметровая дылда – с видом кота, стерегущего мышиную нору, нависал над директорским шикарным столом. Росников листал протокол и вырисовывал подписи.

– На вокзале? – спросил он.

– Лез в «Пустельгу» зайцем, – прогудел полицейский, мотнув головой в сторону сканера. – И пролез бы, если…

Он осекся, заметил Алину. О подписании документов на какое-то время забыл. Медсестра его не почтила вниманием, нырнула в каморку.

– Если бы что? – спросил Антон Сергеевич.

– А? – Полицейский забыл, о чем речь. – Здравствуйте.

«Он был уже тут пару раз, – подумал Марченко, здороваясь с полицейским за руку. – Плевать ему на то, как и где поймали мальчишку. Подписи на бумажках важнее. Но этот не совсем безнадежен. Как он – на Алину!.. Кот».

– Принимайте, Антон Сергеевич, – сухо распорядился Росников, отдав конвоиру бумаги. Тот перелистал; кивнул; вздохнул, зыркнув на дверь медотсека, где возилась возле саркофага Алина, и отбыл.

Саркофаг пискнул; заныл, поднимая крышку. Данные о новобранце попали в систему.

– Одевайся, – уныло распорядилась Алина. Тут же вышла, походя щелкнув клавишей на силовом щите. Спросила директора: «Я больше не нужна?» – и, не получив ответа, улизнула.

«Рыбка. Для нее мальчишка – новая порция данных в кандидатскую. Для полицая – подконвойный. Сбыть с рук поскорее. А для Вани…» Марченко не додумал – на пороге медотсека увидел космодесантника. Тот никак не мог справиться с рукавами.

– Помочь?

Мальчик глянул исподлобья, не ответил.

– Ну сам так сам, – сказал Антон Сергеевич. – Как тебя величать?

– Не говорит, – ответил за космодесантника Росников.

– Совсем? – с улыбкой спросил Марченко, думая: «Немых к нам не возят. Кричал, небось, когда ловили, дрался. На лбу ссадина и на губе. Теперь молчит. Что это у него?»

Мальчишка, когда застегивал куртку, что-то сунул за ворот, держа в горсти.

«Шнурок на шее. Что-то на нем блестящее. Хорошо, что в директорском кабинете нет камер. Или есть?»

– Не совсем, – ответил директор, листая бумаги. – Просто не отвечает. Как мне его регистрировать?

«Тебе бы только регистрировать», – подумал Марченко и сказал мальчишке:

– Меня зовут Антон Сергеевич Марченко. Добро пожаловать в экипаж-Б, дорогой… Э-э… Видишь, не получается. У космодесантника должно быть имя или хотя бы прозвище. Ты же не хочешь быть у нас Молчуном? Космодесантник Молчун – это несолидно, так ведь? Как же нам тебя…

– Мне все равно, – буркнул космодесантник, застегивая верхнюю пуговицу.

– Но мне не все равно и экипажу.

– Миклуха, – выпалил мальчик.

«Врет, конечно. Он не интернатский, домашний. Не мое дело, что у него на шее».

– Николай Николаевич? – Марченко серьезно кивнул. – И через черточку Маклей. Хочешь быть путешественником, к тому же великим?

– Николай Николаевич? Маклей через черточку? – Директор поднял одну бровь. – Откуда вы… Так и записывать?