Михаил Тырин - Семьи.net (сборник)

– …нарушаются вторичные связи… – беззаботно болтала игротехник Машенька.

– Вот именно, – перебил Марченко. Тарелку отодвинул, взялся за стакан. – Понимаете, Маша, резать связи – дело нехитрое. Гораздо сложнее понять, какие первичные, какие вторичные. Мы с вами, положим, как-то их обозначим, расставим приоритеты, обрежем, вытряхнем сор. А вдруг из этого сора… Темная штука – память. Есть ли в ней вообще что-то вторичное?

– Первичное, вторичное! – вмешался Вишняков. – Чепуха. Есть безусловно вредное, вот что важно.

«Когда он успел подсесть?» – подумал Марченко и занялся компотом в надежде, что разговор увянет сам собой.

Но куратор ашек, основательно подкрепившись, был настроен поговорить.

– С раннего детства видят вокруг всякую мерзость, просто барахтаются в ней. Семьи! Вы видели, что творится в этих семьях? Вот скажите мне, Антон Сергеевич, почему, перед тем как усадить за руль, учат водить, заставляют сдать на права, окулиста пройти, психиатра и нарколога, а перед тем как…

– Детей иметь, кому ума недоставало? – пискнула Маша, глянув искоса на пока еще бездетного Вишнякова.

– Вот именно, – надувшись, буркнул тот. – Если кто-нибудь спьяну или под дозой лезет за руль, мы возмущаемся: убийца! Отобрать права! А бухого в подкладку производителя готовы чуть ли не на руках носить. Демографический благодетель! Всю бытовую пакость надо резать под корень. Сор говорите? Отрезать и выкинуть, а затем с чистого листа…

– Пробовали уже, – перебил Марченко, оставив компот. Стал выбираться из-за стола в надежде, что разговору конец, но не тут-то было.

– Это не причина, чтобы не попробовать еще раз. Вечно вы брюзжите, Антон Сергеевич, все вокруг у вас получаются виноватыми, а сами вы?

– Что – я?

– У вас в экипаже новенький, кажется? Судя по тому, что я видел, в памяти у него куча сорных связей. И что же? Вы приняли его под опеку, указали спальную ячейку, сегодня он ляжет спать…

– Я не желаю публично обсуждать чужие связи и вам не советую, – зло отрезал Марченко и направился к выходу.

– Нельзя жить в обществе и быть свободным от связей, – сказал в спину ему куратор экипажа-А.

«Что со мной сегодня? – потерянно думал Антон Сергеевич. – Склочничаю, брюзжу. Прав он, между прочим. Мальчишку я принял и сам указал ему место, где с его памяти снимут сегодня стружку. И что? Не я, так другой кто-нибудь. Какая разница? Система. Нельзя жить в системе и быть свободным от… Полез в проект за Валеркиным домом, теперь нечего кочевряжиться, сам виноват. Взялся резать чужие связи, чтобы спасти свои, режь. Мера за меру. Как бодро Марсик с нами управляется! И это ведь не только здесь. По всей стране. Если так пойдет дело, скоро он все горизонтальные связи вырежет подчистую, оставит одни вертикальные. Когда в обществе не остается горизонтальных связей, оно превращается в… Куда я бегу?»

Антон Сергеевич сдержал шаг и в кураторскую вошел степенно. Уселся за терминал, стал просматривать последние директивы воспитательной системы «Марс-26».

В двадцать один пятьдесят по местному времени в гигантском спальном отсеке гам, шум и муравьиное копошение. Спальные ячейки в четыре яруса, рядами, как почтовые ящики многоквартирного дома.

Кто-то стегнул Миклуху полотенцем между лопаток, он оглянулся… Толкучка у входа в душевые, мелюзга, второй или третий уровень. Что с них взять, с малявок?

– Четыре-двенадцать, – сказал кто-то позади.

Миклуха крутнулся на месте. Йорик? Да нет, не похоже.

Юра Чернов о чем-то болтал с Манохиной, та смеялась. Но не показалось же, кто-то назвал номер! Четыре-двенадцать.

Миклуха отыскал в четвертом ярусе ячейку – люк нараспашку. Не розыгрыш ли? С вошек станется устроить хомячку посвящение в космодесантники. Плюнуть, залезть в свою? Но Макс говорил…

Максим Кравченко, лидер ашек, как и обещал, после обеда в столовском переходе оказался рядом. Двумя словами не ограничился, бросил: «Спать ляжешь в чужую ячейку. Номер скажут без десяти десять». Миклуха, конечно, спросил: «Зачем?» Ответа не получил. Лидер ашек отстал вдруг и напустился на Тасю Углову, чего та опять завалила истот. История Отечества – та еще нудота, слушать Миклуха не стал, видно было, что ашка нарочно это устроил, чтобы хомячок не приставал с дурацкими вопросами. А вопрос-то не дурацкий. Вдруг это подстава? Но Макс тогда в коридоре, когда увидел на шее ключ, назвал кличку. Откуда узнал?

Позади кто-то запел дурным голосом: «Спят задолбанные в дупель хомячки!» – Миклуху схватили под локоть, потащили к ячейкам. Смирницкий? «Спят в ячейках раздолбаи и сачки! Траля-ля-ля-ля!» – орал Дым, толкая к лестнице. Миклуха не сопротивлялся – куда там, вырвешься от такого кабана. «Даже Няшка спать ложится, чтобы ночью нам присниться! В ящик залезай!»

Миклуха у лесенки уперся, но Дым прошипел в ухо: «Лезь, дурак, пофиксят», – а когда хомячок-новичок, неловко цепляясь, полез на четвертый ярус, Смирницкий отскочил в сторону и заорал на подвернувшуюся белобрысую малявку: «Ба-а-аю! Бай!»

«Если что, скажу: ошибся номером», – решил Миклуха и, взобравшись на узкую площадку перед распахнутой дверцей ячейки, на четвереньках заполз внутрь. В изголовье зажегся плафон, осветив кремовые стеганки на стенах, туго натянутую на мат одноразовую простыню, решетки воздуховодов, сдвижную дверь шкафчика для одежды. Прежде всего, нужно было закрыть дверь. Чмокнул магнитный замок, из зарешеченных зевов дохнуло теплом. Раздеваться неудобно, но можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть, кроме… Миклуха вытащил ключ, подержал на ладони, потом сунул обратно – снимать, разумеется, не стал. Смятую комом одежду и кроссовки сунул в шкаф. Если дед Марчелло не соврал, утром в ящике будет выглаженный комбинезон и чистые кроссовки. Ничего своего. Муравейник. Еще Марчелло сказал: «Утром может с непривычки мутить, но зато выспишься».

Выспишься в таком гробу, как же.

– Я здесь не засну! – заявил Миклуха.

Возразить было некому. Мертвая тишина. От соседей справа, слева и снизу – ни звука. Снаружи – ни звука. Вот это изоляция!

– Или они все спят? Сколько я здесь уже торчу?

Часов нет, книг нет, компа нет. Непонятно, как выключить свет. Если не получится уснуть, можно спятить.

– Потому вошки такие идиоты, что каждую ночь…

Свет погас, легче от этого не стало, даже наоборот. Миклуха протянул руку – пощупать, на месте ли потолок. Пальцы дрожали. Само собой, потолок был на месте. Миклуха сглотнул слюну, подышал, чтобы успокоиться и сказал:

– Устал как бобик.

Оно и понятно – ночь без сна в подвале вокзала, потом беготня, «Пустельга», полицаи, два часа тряски в «корзинке для фруктов», интернат.

– Должен бы валяться в отключке, – буркнул Миклуха. – Сна ни в одном глазу.