Андрей Левицкий - Нашествие. Битва за Москву (сборник)

– Эй! – позвал он через плечо. – Как этого мужика звать, спроси. Нет, лучше переведи для меня, я сам спрошу: «Как тебя зовут?»

– «Вит хоннома?» – Судя по слабому голосу, ученого, в отличие от Кира, на галерее мутило.

– А почему только два слова?

– «Хон-нома»… «Хен» на лингвейке женщина, «хон» – мужчина…

– А «хан»?

– «Хан» – это военный. Не в том смысле, что штатный армейский, а скорее «воин» – «человек-воин».

– Ну хорошо, как ты сказал… хонома?

– «Нома» значит «имя», а «хон-нома», скажем так, «человекоимя». Вернее «мужеимя». А «вит» – «какое» или «как». То есть вопрос переводится примерно «Как (твое) мужеимя?»

– Вит хеннома? – громко спросил Кирилл.

Девушка удивленно оглянулась и сказала:

– Маре-Эна.

– А я – Кир-Ил. А вот его? – Он показал на провожатого. – Вит хоннома?

– Гот-Ан.

– Готан? – хмыкнул Кир. – Ему подходит.

Мужчина кинул взгляд через плечо, поднял лампу выше и зашагал быстрее.

Галерея закончилась железной дверью, которую Готан отпер ключом из связки. Дальше он двигался гораздо осторожнее, с оглядкой. Плотина примыкала к высокому зданию, куда они и вошли, аккуратно ступая по потертым ковровым дорожкам с геометрическими узорами. Несмотря на позднюю ночь, в коридорах горел тусклый свет, из некоторых комнат доносились голоса.

Готан жестом показал, что теперь надо вести себя очень тихо. Когда прошли коридор, сверху раздались шаги, и они вслед за проводником нырнули под лестницу.

Лампа погасла. В просвете между лестничными пролетами Кирилл увидел спускающихся людей: двое в расстегнутых плащах, под которыми было что-то полувоенное, с помповиками-скорчами и длинными тесаками на ремнях, шли позади высокого парня в рабочем комбинезоне и с разбитым в кровь лицом. Руки он держал за спиной.

Конвоиры не были похожи на варханов – лица не такие узкие и скуластые, волосы без стального отлива. Полицаи, стало быть. Прианы. Троица свернула в коридор, шаги стали удаляться, и Готан прошептал несколько слов. Денис перевел:

– Здесь много охраны, потому что пикаграда очень важный объект.

– Это мы уже поняли, – сказал Кирилл.

– У них постоянно ищут… «слангач» – предателей, то есть повстанцев. И делают «барварта». Точно значения этого слова я не знаю, наверное, «варта» означает «арест». Много арестов, значит.

Они стали подниматься по лестнице, и когда достигли второго этажа, Кир спросил:

– А в их религии ты пытался разобраться? Варханы называют повстанцев еретиками – почему?

– А-а… – протянул Денис. – С религией у них необычная ситуация. На Земле в обществах такого уровня, как у варханов, религия более продвинутая. А тут Мировой Змей и так далее… язычество. Исходя из основных постулатов своей веры, они и начали захватывать реальности. А тех, кто противится, их жрецы объявляют еретиками. Причем жрецы одновременно являются учеными, это я понял уже на базе, когда общался с Луканом.

Лестница закончилась железной дверью, Готан отпер ее, осторожно приоткрыл – сразу стало прохладней. Присев, терианец показал вперед.

Просторная бетонная площадка соединяла третий этаж здания с горным склоном. От площадки в две стороны шла дорога, плавно изгибающаяся вниз, слева она вела к полям возле озера, а справа – к берегу реки.

Прожектор освещал пять стоящих в ряд грузовых машин, похожих на земные многотонники-дальнобойщики, но более угловатые, громоздкие и неповоротливые с виду. Кабины всех были обращены к берегу.

Под заросшим кустарником склоном на другой стороне площадки лежали тюки. Больше десятка босоногих людей в робах с широкими фиолетовыми полосками на рукавах и ошейниках, грузили их в машины. За рабами наблюдали несколько вооруженных скорчами и тесаками прианов.

Готан ткнул рукой влево, и Кирилл заглянул в щель между стеной и краем приоткрытой двери. В той стороне на площадке стояла приземистая башенка с пулеметом на крыше, за ним маячили два силуэта.

Погрузка подходила к концу – выбравшиеся из кабин сначала одного, а потом другого грузовика водители принялись закрывать кузова.

– А ведь это манкураты, – пробормотал Кир, ни к кому не обращаясь, но Денис услышал.

– Кто? О ком ты?

– Люди с прочищенными мозгами, я их хорошо рассмотрел в варханском лагере на Земле. Наверняка тоже технология предтечей. Водители – обычные, а грузчики видишь как двигаются? Механически, будто роботы. Наверное, манкураты могут выполнять только самые простые операции. Мне интересно: после такой прочистки мозг способен реанимироваться или нет?

– Сильный инсульт тоже очищает мозг, – сказал Денис. – Стирает массу информации, иногда вплоть до корневых программ: простые движения, моторика… Одни люди не восстанавливаются, а другие потом начинают функционировать почти на том же уровне, что и раньше.

Еще двое водителей стали закрывать свои грузовики – теперь манкураты грузили тюки в последнюю, стоящую ближе всех к двери машину.

– И что дальше? – спросил Кир.

Готан поглядел на него, на держащегося позади Дениса и произнес несколько слов.

– Говорит: чтобы помочь нам, они пошли на большие… жертвы, наверное, так. Или усилия. «Магнерос» – не знаю этого слова. Он надеется, что мы стоим их.

– На какие усилия? – поинтересовался Кирилл.

Мариэна прижала к губам сдвинутые вместе указательный и большой палец – терианский знак «тихо». Готан, отступив, поднял лампу выше и помахал ею.

Увидеть это могли лишь несколько манкуратов, водитель крайнего грузовика, чей силуэт виднелся через боковое окно кабины, да еще кто-то со склона напротив двери. Мариэна произнесла одно длинное слово, которое Денис перевел как «Приготовьтесь бежать».

Кир обернулся.

– Куда бежать? Она ответила: «Имбаллон» – и показала на кузов грузовика.

– «Внутрикузовье», что ли? Но водитель… Или он из ваших?

В глубоких тенях на склоне мелькнул огонек. Покачался из стороны в сторону, исчез.

– Видели? – прошептал Денис взволнованно. – Это ответный сигнал!

Через несколько секунд от нижней части склона протянулась гудящая струя огня, красным веером прошлась над бетоном, превратив двух прианов в факелы. Один упал сразу, второй с воем бросился прочь, не разбирая дороги, опрокинул нескольких манкуратов, перевалился через ограждение и свалился с площадки.

Охранники начали стрелять, в ответ на склоне замелькали вспышки. Человек с большим ранцем на спине и патрубком огнемета в руках выступил из кустов на площадку.

Замершие манкураты пустыми глазами наблюдали за происходящим. Водители помчались к кабинам, один грузовик поехал, тяжело набирая ход. Двинулась вторая машина.

Застучал пулемет на крыше сторожевой башенки. Огнеметчик сделал еще несколько шагов, поливая площадку пламенем, и завалился вперед, выставив ногу, пытаясь удержать равновесие. Загорелся третий приан, остальные плашмя лежали на бетоне или бежали к башне. Вспышки на склоне не прекращались, между горой и зданием металось эхо. Огнеметчик упал лицом вниз. Пули попали в ранец, и он взорвался – клуб огня взмыл над площадкой, набух, лопнул клочьями пламени, которые разлетелись вокруг, будто поднятая смерчем палая листва.