Владимир Михайлов - Дверь с той стороны (сборник)

– Я вижу, вы и в самом деле зашли далеко, – сказал он Петрову, – и вовсе не в нужном направлении. Надо вернуть людям самоуважение, веру в себя…

– Это лишь одна из проблем. И вот мы просим вас…

Карский опустил глаза. Приятно читать или слышать о борьбе долга с личными интересами, о борьбе, в которой долгу полагается неукоснительно побеждать. Но когда не у кого-то, а у тебя в душе происходит эта борьба, тебе плохо: кто победит – другой вопрос, но когда война проходит по стране, страна, независимо от результата, лежит в руинах. И сейчас Карский ощущал как гремят в нем беззвучные взрывы, и лихие пожары разлетаются по городам и весям. Но исход этой войны был предрешен, и самым гуманным было – капитулировать сразу, сохраняя жизни своих солдат, которые еще понадобятся в будущем как строители.

Карский встал, с силой потянулся, внушая себе, что все недуги позади, что он здоров, полон сил и энергии. Он заставил себя улыбнуться – не Вере, но Петрову – так, как умел некогда: весело, безмятежно, обаятельно.

– Ничего, – сказал он. – Слишком рано унывать. Погодите немного – и вы увидите, как славно мы тут заживем!

Уверенность покоряет. И Петрову, которому пора было, как и остальным, разувериться во всем на свете, но которому хотелось верить, почудилось вдруг, что и в самом деле начнется какая-то новая жизнь, ясная и нужная, и что все беды остались позади.

На самом деле Карский вовсе не был убежден в радужном будущем. И чем больше он думал, тем значительнее становились сомнения.

Он остался один. Вера вышла, поняв, что сейчас даже она будет мешать ему. Она теперь знала его лучше, чем, родная мать, и уж, конечно, чем он сам: когда двое днем и ночью рядом, лишь женщине дано видеть сокрытое, и ей вовсе не надо учиться этому.

…Самым легким было – заметить ошибки Нарева. Он продолжал оперировать земными категориями, пытался организовать жизнь человечества Кита так, как она была бы организована на любой из входящих в Федерацию планет. Но как ни крохотен был Кит по сравнению даже с самой незначительной из планет великой Федерации, это был все же иной мир с иным содержанием, и втискивать его в старые формы было невозможно и бессмысленно. Тут была непригодна земная тактика, требовалось разработать новую стратегию, а Нареву это даже не пришло в голову. Он быстро зашел в тупик и завел туда остальных, и сейчас следовало прежде выйти из тупика, а затем искать тот перекресток, где начинался иной путь.

Это пока не очень пугало Карского, потому что он, в отличие от Нарева, был обучен именно стратегическому мышлению. Кроме того, он хорошо знал практику руководства, и в частности, то, что ныне никто не принимал решений самостоятельно: это было бы не под силу и гению. Стратеги с Земли то и дело сталкивались с вопросами, ответить на которые не смог бы даже синклит мудрецов; но, к счастью, их делом давно уже стало – точно сформулировать вопрос, а ответ уж давали могучие интеллектронные устройства Земли: только их невообразимая быстрота могла обеспечить своевременное принятие решений. Нарев, по-видимому, просто не подумал, что сейчас даже в масштабе Кита нельзя было разработать стратегию бытия, полагаясь только на серое вещество своего мозга. Но, по счастью, Кит обладал достаточно мощными устройствами, чьих ресурсов, конечно, не хватило бы для решения даже самого маленького вопроса Земли, но для масштабов корабля было вполне достаточно.

Оставалось лишь сформулировать вопросы и разработать программу.

Придя к этому выводу, администратор направился в центральный пост. Он передвигался, придерживаясь за стенки коридора, осторожно ставя ноги. Впрочем, уже на второй сотне шагов он почувствовал себя куда увереннее.

– Нужна программа, капитан. И ваш компьютер.

– Он почти не загружен. Только нужды синтеза – для него это немного, сами понимаете.

– Программа будет сложной.

– Штурман Луговой – неплохой программист.

– Предстоит оценить и зашифровать все детали нашего положения. Когда машина даст свое суждение, мы сможем с большей уверенностью судить о том, как нам жить.

После паузы капитан проговорил:

– «Сигма» есть на любом корабле. Но командует все-таки не она, а капитан. Вы хотите сделать наоборот?

Карский улыбнулся.

– Но капитаны давно уже, если не ошибаюсь, не рассчитывают карандашом на бумаге, в каком режиме должны работать устройства.

– Вы правы.

– Тогда не будем терять времени.

Пусть занимаются, чем хотят. Они упорно не замечают главного; но оно есть и однажды откроется людям.

Инна постучалась в рубку связи. Помедлив, стукнула еще раз. Луговой сердито распахнул дверь. Увидев Перлинскую, он проворчал что-то, более вежливое, чем собирался. Даже отступил, позволяя ей войти, взял за руку и подвел к чему-то, на чем можно было сидеть: после яркого коридора актриса не видела в рубке ничего, кроме светящегося экрана.

Луговой усадил ее и почти забыл о ее присутствии: повернулся к экрану и словно утонул в нем. Инна вежливо подождала, потом кашлянула.

– Простите, я вам мешаю. Но мне непременно нужно знать…

– Да?

– Вы много времени проводите у экрана?

– Угу. Вы тоже хотите? Славное занятие. Лучшее в жизни.

– Скажите… Вам никогда не приходилось видеть на экране что-то другое? Не фильм, не запись… Что-то, что исходит не от нас…

Такого эффекта она не ожидала. Луговой резко повернулся. Несколько секунд вглядывался в нее. Она услышала тяжелое дыхание.

– Откуда вы знаете?

– Значит, что-то такое было? Правда? Расскажите! – Она крепко схватила его за руку. – Это очень, очень важно!..

Он отвернулся, чтобы Инна не заметила растерянности в его глазах. Взглянул на экран. Действие фильма шло своим чередом. Герои, наконец, остались вдвоем. Он подошел к ней, нежно взял за руку…

Луговой всмотрелся. Не в него. В женщину. Она была молода и прекрасна. Других в фильмах не бывает. Но что-то почудилось в ней Луговому… Пальцы Инны крепко сжали его запястье. Она слабо охнула. Луговой повернулся. Теперь уже ее лицо, освещенное экраном, выдавало растерянность.

– Слушайте, это же вы! – сказал он.

– Да… Я помню… Это моя картина…

– Это вы! – повторил он.

Луговой был потрясен. Когда видишь женщину – по твоим представлениям – в годах, то сразу определяешь свое к ней отношение, и больше об этом не думаешь. Но вот сейчас он увидел Инну такой, какой она была раньше; на экране она была, пожалуй, даже моложе, чем он. И вдруг невозможно стало думать о ней по-старому: теперь сквозь ее сегодняшние, знакомые черты все время будут проступать эти, прежние, и ведь не так уж велика разница…

На экране рука мужчины обняла ее за плечи, и Луговой ощутил ревность… Ее губы были горячи. Она отстранилась не сразу.