Владимир Михайлов - Дверь с той стороны (сборник)

– Да, – повторил администратор, энергично и неумело раскуривая сигарету. – Сейчас.

Он чувствовал, как дрожат руки, и старался унять дрожь.

– Не бойтесь, – посоветовал инспектор. – Чуть раньше, чуть позже – конец, один.

– Слишком мрачно, – пробормотал администратор, пытаясь улыбнуться. – Почему?

– Да вот, – пояснил инспектор, – сигареты кончаются.

– А-а, – протянул Карский и вышел.

Сигареты кончаются, подумал инспектор. И еще – нечего делать. Пока была работа, все шло хорошо. Администратор Карский, для охраны и сопровождения которого был послан инспектор Петров, вступил наконец в должность. Правда, не на Земле – но это от Петрова не зависело, все, что мог, он сделал. Заодно был изолирован Нарев. И хотя Петров испытывал к нему симпатию, он чувствовал удовлетворение от того, что Службе Спокойствия не пришлось бы краснеть за своего представителя в этом мирке.

Работа кончилась. Законы тоже были созданы, Что оставалось? Думать о себе? О жене? О смерти, которой не избежать?

Петров чувствовал, как жизнь ускользает от него. Он принадлежал к тем, может, счастливым, а может – и несчастным людям, чьи потребности невелики, кто быстро добивается для себя того, чего хочет, и в дальнейшем думает уже не о своих интересах, но об интересах тех людей, с которыми или ради которых работает. В работе Петрова интересовали не те перспективы, которые она открывала для него, а само ее течение, процесс: так играют порой не ради выигрыша – ради игры. Теперь, закончив свои дела, он почувствовал вдруг, как исчезает опора в жизни – последняя опора, потому что предпоследней он лишился еще раньше; предпоследней была жена, которая сейчас наверняка была уже не его женой, а еще чьей-то, и думать об этом Петрову было тяжело.

Легче, чем другие, он встречал мысль о смерти. Он был здесь старшим по возрасту, и казалось естественным, что и умрет он раньше остальных. Но он знал, что никогда не сможет сам прервать свою жизнь: не такова была его мораль.

Но вот сигареты кончались. Это тоже было плохо. Все было плохо, куда ни повернись.

– Капитан, – сказал администратор устало. – Бывают ли чудеса?

– Для такого разговора, – осторожно ответил Устюг, – надо сначала установить, что такое чудо.

– Сейчас – это то, что поможет нам выжить. Остаться людьми. Обществом. Вот я отменил ваш запрет. Но безрезультатно. Чуда не произошло. Вот и с вами. А ведь вы…

Капитан сухо кашлянул. Для себя он запрета не отменял.

– Полагаю, обсуждать этот вопрос мы не станем.

– Извините. Но все равно. Цель бытия. Где она? Mы заброшены сюда. Значит ли это, что мы опередили Землю? Или отстали? Где, по отношению к земным целям, искать нашу: в прошлом или будущем? Она не может повторять что-то, достигавшееся на Земле: тут иная жизнь. Но нельзя и полностью отказываться от земного опыта. Что же мы должны найти?

Они сидели в центральном посту, где больше никого не было и можно было говорить откровенно.

– Не знаю, – сказал капитан. – Но я привык достигать цели, работая с сильными людьми. А тут…

– Не бывает слабых и сильных. Такими людей делает отсутствие цели – или ее наличие, масштаб, степень преданности ей… Как раз то, чего у нас нет. Что в наших силах? Вот и приходится думать о чуде.

– Чудо… – пробормотал капитан. – Это, например, когда вам грозит верная гибель, но вы все же спасаетесь.

– Физическая гибель? Здесь это, кажется, единственное, что нам не грозит.

– Ну, не знаю, – протянул капитан. – Корабль – мир равновесия. Стоит выйти из строя жизненно важному узлу или, допустим, корпус разгерметизируется…

– При столь мощных синтезаторах надо ли бояться повреждений?

– Синтезаторы временами приходится останавливать для профилактики. Одна половина стоит, другая занята изготовлением деталей для нее. Конечно, повреждения могут быть разной степени. Вот, например, у нас слаба обшивка в носовой части… Знаете, я иногда думаю: какое-нибудь происшествие встряхнуло бы всех нас, как следует.

В дверь заглянул инженер Рудик.

– Капитан, – сказал он. – Машина готова дать ответ.

– Гм, – промычал администратор. – Встряхнуть, говорите?

Они вышли в соседнее помещение, и администратор поспешно склонился над широкой лентой, ползущей из щели. Выводы, сделанные машиной, запечатлелись там, уже переведенные на язык людей.

Карский прочитал.

Ответ был отрицательным. Общество – крохотное, замкнутое человечество Кита – обречено.

Машина вынесла приговор: в этих условиях людям следует умереть.

Каким великолепным было государство! Подобного не найти в мировой истории. Недаром Нарев всю жизнь стремился к власти: чувствовал, знал, что может организовать все так, как никто другой. Территория, правда, была невелика, но если разобраться – так ли велика была Спарта и другие греческие города? Не благодаря обширности остались они в истории, но потому, что обладали четкой организацией. А большей четкости, чем сейчас у Нарева, не существовало нигде.

Ему не сразу пришло в голову, что можно заняться этим. Изгнанный, он сначала все ждал, что придет Мила. Тогда она почти пообещала это – взглядом. Но дни шли, Милы не было, и Нарев от скуки занялся государственными проектами, а потом увлекся.

Сейчас путешественник комплектовал Тайный совет. Он должен был состоять из двенадцати человек, и десять были уже в порядке. Армия уже готова; Нарев сделал ее в первую очередь, и в седьмом, соседнем трюме царил теперь настоящий воинский порядок. Для душевного отдыха Нарев часто уходил туда: легче дышалось в мире четких команд и заранее предписанных действий. Наверное, он слишком поздно родился, вот беда.

И сейчас он отложил тестер, которым исследовал цепи одиннадцатого члена совета, и с наслаждением разогнулся. Флигель-адъютант стоял на шаг в стороне, готовый к услугам. Нарев улыбнулся и даже подмигнул ему – на это адъютант никак не реагировал. Потом Нарев взглянул на робота. Конечно, по-настоящему их здесь не восстановить. Рефлексы никуда не годятся. Но, в конце концов, не Тайному совету властвовать в государстве! Продуманная Наревым система потому и была великолепной, что могла действовать безотказно независимо от качеств каждого отдельного робота. Даже больше – они должны были периодически заменять друг друга на своих постах.

Он долго ломал голову над тем, в чем будут заключаться задача и смысл создаваемого им государства. Роботы не должны были производить материальные ценности, хотя одной из первых мыслей, возникших у Нарева, и была идея бесконечного замкнутого производственного цикла, когда одна половина населении разбирала бы то, что монтировала другая, и снова пускала бы детали в оборот. Комбинация, не лишенная изящества, но Нареву она казалась очень уж примитивной.