Владимир Михайлов - Люди Приземелья (сборник)

Конец был далек – конечно, если иметь в виду счастливый конец, другой мог наступить в любую минуту. Сил становилось все меньше, а держать надо было с прежним напряжением. Руки начали неметь. Кедрин пожалел, что на башмаках скваммера нет клешней: иначе можно было бы держать и ногами – ноги, как-никак, сильнее… Он сказал об этом Гуру. Монтажник ответил:

– Вряд ли есть смысл усовершенствовать скваммер. Надо менять его. Наступило время. Мне уже приходила в голову мысль: есть совсем другой материал. Принципиально иные возможности. Позже я собираюсь подумать об этом всерьез.

Что ж, раз человек не торопится думать о таких вещах, откладывает на потом, – значит это «потом» еще будет. Неплохо. А о чем думать Кедрину? Конечно, об Ирэн…

Он начал представлять, как, вернувшись на спутник, войдет к ней. Ирэн, разумеется, будет уже знать о том, что он вел себя точно так же, как старые монтажники: держался до последнего, не трогаясь с места. Она поздравит его, а Кедрин, конечно, скажет: да о чем тут говорить, небольшое приключение – и все, чувствую себя прекрасно…

Чувствую себя прекрасно… Возможно, этого не стоило говорить и в мыслях. Закружилась голова. Кедрин вдруг почувствовал, что у него нет больше рук: он их не ощущал – казалось, кто-то безболезненно отнимал их, часть за частью. Сначала исчезли кисти; Кедрин еще не успел понять этого, как не стало уже и предплечий. Потом странная, мертвая волна прокатилась по плечам. Это показалось Кедрину невероятным: у скваммера есть руки, а у него нет, и все же скваммер продолжал держать детали… Как не догадались раньше: скваммер отлично может работать и сам по себе, надо только задать ему работу, а потом выскользнуть из него, вплавь вернуться на спутник, и взять другой скваммер, и с ним поступить точно так же. А чтобы скваммеры не пугались одиночества, с ними надо разговаривать, и они будут отвечать железным голосом. Смешно! Да и не только скваммеры: любая машина может так, и, значит, автоматы вовсе не нужны, хотя вообще Меркулин и прав, только он зря не пошел в монтажники… Меркулин пожал плечами и засвистел. Он насвистывал протяжную песню – почему-то английскую или даже, кажется, шотландскую, но Кедрина это не удивило.

На миг он очнулся. Свист лился из крохотного динамика скваммера; это насвистывал Дуглас, а Гур вторил ему, напевая мелодию без слов.

Потом он очнулся окончательно. Кто-то колотил по скваммеру. Кедрин дико заорал. «Ну, наконец-то», – проговорил голос Гура.

– В чем дело?

– Все кончилось, – сказал Гур. – Эта встряска миновала. Как говорится, буря улеглась, и животворное солнце пролило… что-то оно там пролило. А вон и наши подходят.

Скваммеры окружили их, эфир наполнился веселым говором монтажников. Из выходного тамбура подоспевшего катера выскакивали новые гравификсаторы. Кедрин не мог разжать кулаки; ему понадобилось долго уговаривать себя сделать это. Наконец пальцы разжались; это было очень болезненно, и даже скваммер, кажется, застонал при этом. Кедрин дал слабый импульс и отплыл от деталей.

Он подождал, пока к нему присоединятся остальные монтажники – Особое звено, заслужившее, кажется, хороший отдых. Вися в десятке метров от деталей, он растирал руками все тело, безжалостно исколотое иголками статического поля. Потом его заметил Гур.

– Давай сюда, Кедрин, – сказал он. – Здесь как раз не хватает одного. Не уходить же, пока дело не сделано, а?

Кедрин вздохнул. Он послушно подлетел к Гуру и принялся устанавливать фиксатор и заводить тросы. Прошло очень много времени. Потом Гур промолвил:

– Что же, можешь смотреть всем в глаза.

Кедрин попытался улыбнуться. Потом все летели к спутнику. Гур был рядом с Кедриным. Он мечтательно проговорил:

– Сейчас я съем минимум два обеда. Возможно, и три, но два – обязательно.

– Не съешь, – не поверил Дуглас.

– Почему?

– Не хватит времени. Через час – смена.

– Съем после смены. Я имею в виду второй обед.

После смены! Кедрин ужаснулся. Они еще думают выходить в смену! После такой работы! Это просто невозможно… Нет, нелегко сравняться с ними. Глупо было подумать, что так, сразу, за один день можно стать таким, как они…

– Кедрин, а что ты думаешь насчет обеда?

– Я? Ничего…

– И напрасно. «Ешь свой обед каждый раз, как возникает такая возможность», – сказал какой-то мудрец. И еще: «Необедающий совершает ошибку, которой ему не исправить уже никогда». Кто это сказал?

– Не знаю.

– По-моему, это сказал я. А теперь прибавим скорость, потому что опаздывать на работу не полагается. Что ты думаешь насчет смены?

– Что же, – внутренне содрогнувшись, сказал Кедрин. – Как вы, так и я.

– Ого! – засмеялся Гур. – Что скажешь, Слава?

– Задатки есть, – сказал Холодовский. – Однако… – Он включил тормозной. – Однако его еще придется мять и лепить. А ты, Гур, что-то разговорчив сегодня. Ты не слишком испугался, надеюсь?

– Разве стоило бояться? – Кедрин постарался сказать это как можно небрежнее. – Ведь метеоритной опасности не было!

– Это, безусловно, правильно, – сказал Холодовский. Гур весело засмеялся. Дуглас проворчал:

– Алло, парни, не дезориентируйте мальчика.

– Разве метеориты нам угрожали? – спросил Кедрин.

– Пожалуй, нет, – сказал Дуглас. – Думаю, что нет. Но вот скваммеры могли не выдержать. Они были на пределе прочности. Не так романтично, да. Но тоже неприятно. Если скваммер дегерметизируется, в нем становится нечем дышать.

– Что же, – сказал Кедрин, внутренне ужаснувшись, но не показывая виду. – Это ценное наблюдение, насчет дыхания. Если бы вы с той же проницательностью догадались, отчего взбесились детали…

– Вот, Дуг, – сказал Гур. – Один—ноль не в твою пользу.

Их не встречали музыкой и цветами. Никто не произносил приветственных речей. Это не было принято на спутнике, где каждая минута была так же дорога, как и каждый грамм веса и ватт энергии. Но тот, кто встречал их по дороге, на проспектах или в переулках спутника, радостно улыбался и кивал, чтобы показать, что все знает и радуется тому, что эти люди сражались и победили.

Кедрин вошел в свою каюту. Он не был здесь с вечера. Когда он в последний раз закрывал за собой эту дверь, еще ничто не успело произойти. С тех пор многое изменилось.

Он переоделся: оказалось, вся одежда была мокрой от пота, а Кедрин сразу и не заметил этого. Ну вот можно минуту посидеть спокойно и порадоваться тому, что протекшие часы прошли не зря. Что-то стало понятным; что-то – еще более близким.

И прежде всего – Ирэн.

Нет, все еще не так просто. Но зато уже ясно: Ирэн будет с ним. После этого остаться с Велигаем она не сможет – и не захочет.

Непросто – сказать об этом Велигаю. Но сделать это необходимо, и как можно скорее. И это должен сделать он, Кедрин; нельзя взваливать такую тяжесть на плечи Ирэн. Она, конечно, потом объяснит, но начать разговор должен Кедрин.