Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник)

Это хороший мотив, это я использую.

Человек, не знающий отказа. В караван–сараях его кормят, дают ночлег, в спутники берут охотно, разбойники его щадят, стража пропускает. Тем более — ветеран, соратники помогают по дружбе, а покоренные боятся завоевателя.

В пути, а может, и раньше, еще в фаланге, Клеонт услышит, что Александр давно уже не тот, что был в Македонии. Начал‑то он поход как первый среди равных, предводитель свободолюбивых эллинов, людей отважных, стойких и гордых, себя уважающих. Но, разгромив восточных варваров, Александр прельстился их роскошью, завел себе пышные облачения, гарем побольше, чем у разбитого Дария Персидского, объявил себя потомком богов, заставил поклоняться как богу. Роскошь была приятна, поклонение льстило, и псевдо–бог оправдывал себя тем, что он — победитель — должен выглядеть внушительнее побежденного в глазах новых подданных, иначе его уважать не станут. Чванство это задело прежде всего ближайших сподвижников, не первых, но считавших себя равными. Были заговоры, в том числе так называемый “заговор пажей”, молодых слуг из числа знатных македонцев. Но Клеонт и его соседи по фаланге этим “изменникам” не сочувствовали. Если кто и обижал солдат, то никак не император, угнетал их “капрал”, его палки они боялись. Простые воины были за Александра, они, как и русские крестьяне, вплоть до конца XIX века, верили, что царь–батюшка радеет за них.

Любопытно, что и три века спустя Юлия Цезаря убили знатные, ущемленные сенаторы, считавшие себя равными полководцу. Это они произносили речи о свободе, но свободе для себя, для сенаторов. А воины‑то были за Цезаря, и с их помощью в конце концов наследники Цезаря разгромили “свободолюбивых” сенаторов.

Нет ли закономерности?

Так или иначе, простой воин Клеонт верил, что император, несмотря на всю мишуру, полагающуюся ему по чину, наведет порядок и справедливость во всей своей обширной державе. Не будем упрекать в наивности древнего грека. Ведь и наш современник, английский историк Тойнби, считал, что вся мировая история сложилась бы совсем иначе, если бы Александр не умер на 33–м году жизни в 323 году до нашей эры

То ли умер от малярии, то ли был отравлен по наущению Кассандра, сына тогдашнего наместника Македонии. Фрукт был этот Кассандр, не хранить бы его имя в истории. В дальнейшем он убил вдову Александра и его сына–подростка — формально наследника империи, а заодно и мать Александра Олимпию. Впрочем, и та была не ангел. Ранее, когда ее муж — царь Филипп — вознамерился взять другую жену (пятую), она сама организовала его убийство, потому Александр и оказался на престоле таким молодым.

Такая была нравственность в ту эпоху, в счастливом детстве человечества.

О смерти императора Клеонт узнал в дороге. Позже услышал, что империю его начали делить “диадохи” — бывшие полководцы. Македония досталась Антипатру — отцу Кассандра, Египет — Птолемею, Неарху — флот, где он утопил его, неведомо. Никакого намека на мировой порядок. Десяток государств, воюющих, торгующихся, дробящихся, сливающихся. Вселенская свара. Пожалуй, и в самом деле надо переждать сотню лет, пока выделится среди воителей новый Александр и наведет порядок в новой громадной Элладе.

Да и Сиракузы не принесли радости вернувшемуся. Родители умерли, умер и наставник, друг Диона и Аристотеля. И девушка, которая страстно клялась в верности семь лет назад, не проявила терпения. Вышла замуж, родила троих. Клеонта встретила увядающая толстушка на сносях. Лично я к ней не могу предъявить претензий. В ту пору не было ни телеграфа, ни налаженной почты. Клеонт ушел на семь лет, отплыл, словно в воду канул. Многие ли вернулись? Боюсь, что и сам Клеонт не был анахоретом. Как известно по Гомеру, Одиссей не сохранил верность Пенелопе.

В общем, у Клеонта не было причин держаться за IV век до нашей эры. И он решил отправиться в будущее. Может быть, там через сто лет все наладится: жизнь станет лучше, люди лучше…

И заснул. Как условились: в 318 году 1 июля.

Чтобы проснуться в 220–м — 1 июля.

А что такое 220 год до нашей эры?

Просыпается и смотрит: что изменилось, что не менялось?

Изменения‑то заметить несложно. Изменения сразу бросаются в глаза, ослепляют, оглушают, ошеломляют. Возьмем хотя бы последний прыжок — из 1880 года в 1980–й. Ведь города совершенно иначе выглядели сто лет назад: ни асфальта, ни автомашин, экипажи на улицах, лошади цокают копытами. Ни телевизоров, ни телефонов, даже и электрических лампочек не было в квартирах. Свалившись из девятнадцатого в наш грохочущий век, бедный Клеонт опоминаться будет целый месяц, если сразу с ума не сойдет.

Все‑таки удивительно выносливые мы люди.

И даже в те давнишние времена, когда Клеонт совершит свой первый столетний бросок, перемены будут потрясающие. Одежда другая, язык не совсем такой же, политическая карта совершенно иная.

Конечно, прежде всего Клеонт заинтересуется: разобрались ли диадохи, кому командовать империей Александра. Нет, не разобрались. На ее обломках добрый десяток монархий выкроился из бывшей Персии: Египет, Селевкия, Понт, Вифиния, Пергам, Каппадокия, Пафлагония, о некоторых из них никто и не слыхал сто лет назад, и в каждой свой царек, старающийся превзойти всех прочих пышностью. Среди всех них Македония — рядовое государство, ничем не выделяющееся. И Греция перестала быть светочем культуры, Афины держатся только на былой славе, средоточие же мысли, пожалуй, в Александрии, Александром основанной новой столице нового Египта

Все иначе.

А Сиракузы? Сиракузы ведут борьбу за владычество в Западном Средиземноморье. Борьбу ведут с Карфагеном и этрусками. И ведут чужими руками, в английском духе (насчет Англии это я забежал вперед). Этрусков разгромили римляне, дикари в недавнем прошлом, но дикари, привлекательные своим мужеством, стойкостью, неприхотливостью и — главное — гражданственностью, — такая противоположность изнеженному, эгоистичному, равнодушному к судьбам империи персидскому Востоку, противоположность и безвольно покорному, подавленному и приниженному индийскому.

Так вот, за сто лет, пока Клеонт спал, “дикари” эти создали могучее государство. И всю Великую Грецию проглотили, и большую часть Сицилии, и уже победили один раз Карфаген, а сейчас вступили в решительную борьбу. Кто кого? Карфаген или Рим? Вышколенная армия или дружный народ? И Сиракузы мечутся в этой борьбе. Стоит вопрос: не чьими руками воевать, а на чью сторону встать?

Пожалуй, Клеонт сочувствовал римлянам. Дикари, но близкие по духу, учились у эллинов, в колониях, обсидевших берега Южной Италии, у тех же Сиракуз. А Карфаген — финикийский город, форпост восточной угрозы, против которой Клеонт столько лет сражался, крепко держась за пятиметровое копье. В 220 году еще нельзя было сказать, кто победит. Но из истории нам известно, а Клеонт узнал об этом при следующем пробуждении, что Сиракузы прогадали. Им показалось, что Карфаген возьмет верх, они выступили против Рима и горько поплатились за свою ошибку. Римляне взяли город, разрушили, вывезли все ценное… От того грабежа приобрели вкус к греческому искусству.