Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

Из широты вытекает обобщение.

Если в Космосе все так же, как на Земле, значит — везде так.

Если в будущем все те же проблемы, что и сегодня, значит — всегда так.

Писатель с этим смириться не может, если ему нужен необычный герой, он не останавливается ни перед чем. Доктор Фауст у Гете хочет испытать счастье. Мефистофель — дьявол, существо сверхъестественное, ибо он может дать все. А все может дать только ирреальный герой. Любой миллионер, любой король ограничен своими денежными или королевскими возможностями. Король не мог бы дать Фаусту молодость, король не мог бы дать ему власть над всем миром, а вот дьявол — может. И Гете вводит в поэму дьявола.

И еще достоинство: фантастике хорошо дается отстранение.

Это литературный термин, он означает изображение заурядных, давно привычных событий с непривычной точки зрения. Характерный пример — рассказ американского фантаста У. Тенна. На какой‑то планете живут разумные амебы. Одна из них должна быть осуждена за распространение порнографических открыток, она бежит на Землю. А на тех порнографических открытках изображено деление амеб, изображено великолепно, и на Земле все это приветствуется как отличное научное исследование. Соплеменники амебы, однако, настаивают на выдаче преступницы, ее выдают, сажают в тюрьму, но в камере она успевает разделиться. А дочери разве преступницы? Дочери подлежат ли наказанию за преступления матери? Вот и продемонстрирована вся условность законов. Где‑то морально, где‑то аморально, где‑то преступление, а где‑то заслуга. Что справедливо на самом деле?

И чрезвычайность, и широту, и глобальные обобщения, и отстранение, и итоговую простоту мы находим в фантастических произведениях Г. Прашкевича.

Первый отдел книги — социальные памфлеты.

Раньше других написана повесть “Разворованное чудо” — история наемников из Иностранного легиона, людей без принципов, без чести, без совести, без жалости, людей, умеющих лишь ненавидеть и убивать — за деньги, в надежде на то, что когда‑нибудь денег наберется достаточно, чтобы жить в свое удовольствие в какой‑нибудь неприметной дыре.

События происходят в Конго. С тем же успехом они могли происходить в Анголе, во Вьетнаме (где и подвизался один из героев) или же в Центральной Америке. Наемники пока что не перевелись на нашей планете.

Но вот в повествование входит чудо — необычное существо с необычными свойствами. Может быть, это некая мутация, может быть, гость с другой планеты. Его бы доставить осторожно в музей, в научный центр… Легионеры догадываются об этом, но в голове у них одно: найденное чудо можно продать за большие деньги, и чем меньше участников дележки, тем больше достанется уцелевшим. Когда же чудо захватить не удается, его попросту уничтожают. Мы без долларов, пусть и чудо пропадет со всеми его тайнами и достоинствами — научными, народными, общечеловеческими.

Повесть “Когда вверху…” написана вскоре после переворота в Чили, когда генерал Пиночет сверг законное правительство Сальвадора Альенде. Детали чилийских событий заметны в повести, хотя действие отнесено в некую анонимную латиноамериканскую страну. Но не в деталях суть, здесь фантастика обобщает, рисует диктатуру вообще, диктатуру в любой стране с ее преступной жестокостью к людям… даже к таким необыкновенным, как Анхела.

В лапах у палачей прелестная девушка, и не просто прелестная, а необыкновенная, фантастическая, она гостья из будущего, чудеса творить способная. А чем заняты мысли того же полковника Досета? Да как бы у этой необыкновенной выпытать вполне обыкновенную вещь, где, например, приземлятся самолеты повстанцев… Пытать и выпытать! — вот и все его мысли. Бесчеловечность, именно это подчеркивает здесь фантастика.

В повести “Когда вверху…” есть еще один важный момент.

Идет перекличка настоящего и будущего. Люди будущего вторгаются в настоящее. В жизни такого быть не может, но ведь легко такое вторжение понять в переносном смысле: размышления о будущем пришли в мрачное сегодня. Анхела (символ этих мыслей) могла бы и вернуться в будущее, но она склоняется к тому, что честнее и человечнее бороться за правду сегодня, рядом с сегодняшними борцами.

Такое решение уже встречалось в фантастике. Возвращение в сегодняшнюю борьбу — это и тема повести братьев Стругацких “Попытка к бегству”, а еще раньше романа “Страна Гонгури” В. Итина, сибирского писателя начала 20–х годов. Да, будущее прекрасно, но чтобы оно стало прекрасным, нужно сегодня брать оружие и ложиться в цепь рядом с сегодняшними бойцами.

Конфликт чрезвычайного, фантастического с обыденной жестокостью кровавой диктатуры описан в третьей повести раздела — “Парадокс Каина”. В стране, похожей на полпотовскую Кампучию, создан сверхчеловек Кай. К чему сверхчеловек организаторам массовых убийств? Вероятно, технику уничтожения совершенствовать, у мотыг производительность мала… Но другой — это человек другого уровня, он не может мириться с убийствами, он не может жить в стране убийц, отсюда и трагический финал.

Если повести первого раздела о бесчеловечности, то во втором разделе звучит иная, человеческая тема. И прежде всего в повести “Костры миров”, самой фантастической из всех произведений данной книги.

На самом краю Вселенной, на периферии единой общевселенской цивилизации обитают какие‑то гигантские космического масштаба протозиды, межзвездные дикари, молчаливо равнодушные, но небезопасные для смежных миров. Время от времени они устраивают галактические взрывы. Очередной угрожает существованию трех цивилизаций сразу. Решено протозид уничтожить. И их чуть не уничтожают. Но выясняется, что они сами хотят уйти из этой Вселенной, которая стала слишком неуютной для них, переселиться в другую, замкнутую, не связанную с нашей. Недоговоренность, непонимание могли привести к гибели целых цивилизаций.

Вот пример характерного для фантастики глобального обобщения.

Нежелание договариваться, взаимные подозрения на Земле всегда готовы привести к войне. То же и в масштабе Вселенной.

Отдельно стоит коснуться рассказа “Соавтор”.

Это поздний рассказ, не юношеского, не курильского периода жизни автора, а современного — писательского, и рожден он писательскими размышлениями о литературном творчестве.

“Соавтор” о взрослом писателе, которому не пишется. События происходят где‑то на берегу Обского моря. Как обычно у Г. Прашкевича, превосходно даны описания природы, не умилительно–слащавой, а подлинной, сибирской, внушительной. Хороша сухая гроза с томительной давящей духотой, и каскад молний, и ливень — так уж ливень, палатку продавливающий. И щедро разбросаны образы второстепенных героев, тоже не умилительные: Надя, завхоз, неудачник Анфед (кстати, именно в истории Анфеда всплывает мотив отстранения. Пришелец не ведает, что такое ложь, он буквально принимает пожелание Анфеда “хорошо бы сломать ногу” и устраивает такую поломку), наконец, эгоистичный чистюля Ванечка. Но все это фон, декорация, хор, главное же — литературные терзания героя. И что подсказывает ему фантастический пришелец? Опыт важнее всего! И, к удивлению героя, прежде всего свой личный опыт — детство, родные корни, соседи, тайга и… Тайга!