Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

Я раскручивал эту историю с Джеком Беррименом.

Немало нам помог Джекки, но пластиковый мешок с деньгами так и не был найден. Это и было причиной того, что шеф не убирал фотографию Шеббса из ящика письменного стола. В конце концов, двести тысяч долларов, даже с вычетом сорока (не тысяч, конечно), ничуть не помешали бы Консультации.

Шеббс ли это?

Мой сосед меня раздражал.

Можно было добраться до его документов — скажем, ночью, когда он спал, но мне не хотелось этого. Вряд ли водительское удостоверение выписано у него на имя Герберта Шеббса. Какой‑нибудь Янг, Мозес, Роджерс или Бернабо. Какая разница, под каким именем живет человек? У меня самого удостоверение было выписано на имя геодезиста Джи Джи Джеффриса. Главное — не потерять Шеббса.

Выстрелы вернули меня к действительности.

Солдаты получили приказ взять поезд штурмом?

Не похоже. Перестрелка длилась недолго. Заклеенные окна не давали возможности что‑либо увидеть. Одиночная пуля, пробив стену вагона, громко ударила в деревянную стойку над дверью. Йооп на корточках сидел прямо под стойкой, но уходить не стал. Тем более что перестрелка прекратилась так же неожиданно, как и началась.

— Триммер, — попросил кто‑то измученно. — Почитайте нам вслух. У вас хорошая память.

Я усмехнулся, но Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, отнесся к просьбе серьезно. Его голос дрожал, но постепенно он совладал с ним.

— Если наполняются тучи, то на землю дождь они проливают, и если упало дерево, на юг ли, на север, то дерево — там, куда оно упало… Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать…

Чистое безумие!

Заклеенные газетами окна, бледные, одутловатые, усталые, отчаявшиеся лица, пустые глаза, душная тишина и этот негромкий голос.

— И приблизятся годы, о которых ты скажешь: “Я их не хочу”…

Маленький Йооп, глубоко натянув на лоб берет, сидел на корточках в углу и напряженно прислушивался. Малаец тоже выглядел измотанным, но над его головой не торчали взлохмаченные седые волосы, и он не старался сказать своим голосом больше того, что мог сказать. Второй малаец сидел рядом с ним. Его имени я не знал. Он нервно ухмылялся, и его неровные мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное зрелище, но в отличие от Пауля и того же Йоопа он иногда наделял нас скудной информацией. Это от него мы узнали, что поезд окружен пехотной армейской частью (там были и сотрудники секретных служб), а в Голландии события еще не закончились — приятели коричневых братцев крепко удерживали в руках захваченное ими представительство Индонезии.

— Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы миндаля опадут, и наестся саранча…

И наестся саранча… Я покачал головой.

Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет.

Если солдаты начнут прыгать на крыши вагонов, Йооп и его напарник все равно успеют нас перестрелять — еще до того, как кто‑то из солдат, не догадываясь ни о чем таком, рванет, разводя, ручки заминированной малайцами двери.

— Йооп, — позвал кто‑то из фермеров, — Йооп, принеси льда. Малайцы оторопели.

Но фермер, щеки которого давно потеряли всякий румянец, приподнявшись, повторил:

— Принеси мне льда, Йооп. У меня внутри горит.

— Хочешь, чтобы тебя сунули в холодильник? — Йооп рассердился.

Фермер–мормон затряс головой, его белесые брови задергались. Он сразу пришел в себя. Неимоверно растягивая гласные, он переспросил: ле–е-ед? Какой ле–е-ед? И потряс головой: он устал, он ничего не понимает, у него все болит. У меня ноги распухли, сказал он, вот, посмотрите. И действительно показал голые ноги. Не так уж и распухшие, но вид у них был не блестящий.

— Послушайте, — шепнул мне из‑за спины Шеббса похожий на богомола сухой нелепый старик. — Надо кончать все это.

Я удивленно воззрился на него:

— Как это?

— Когда меня привяжут к бомбе, — он кивнул в сторону медных цилиндров, — я крикну вам, чтобы вы ложились, а сам взорву снаряд. Вот будет суеты! — по–старчески довольно хихикнул он. — И вы все разбежитесь.

Я хмыкнул.

— Как вас зовут?

— Дэшил, — с удовольствием ответил старик. — Просто Дэшил. Запомните мое имя.

— Ничего я не стану запоминать, Дэшил, — строго сказал я. — А к бомбе вы не подойдете. Придумайте, что хотите, я вижу, вы человек с воображением, но к бомбе вы больше не должны подходить, это я вас предупреждаю. — Я намеренно понизил голос. — А если вы ничего не придумаете, Дэшил, и вас поведут к бомбе, я найду способ переломать вам все кости. В вашем возрасте они плохо срастаются. Нас не устраивает память о вас, Дэшил. Если вы спросите почему, я отвечу: мы должны заплатить за память о вас своими жизнями, а нас это не устраивает. Я переломаю вам все кости, Дэшил. Вы меня поняли?

— Да, — смертельно обиженный, испуганно пискнул он.

— Ложись!

Это крикнул Йооп.

На этот раз за стенами вагона стреляли по–настоящему.

Длинно стучал пулемет, пули разворачивали и рвали обшивку вагонов, рвали воздух автоматные очереди. Но никто в нашем вагоне не лег на пол, никто, кроме старого Дэшила. Было ясно, что солдаты не станут стрелять по заложникам.

— Нас пытаются освободить, — шепнул я Шеббсу.

— Нет, — медлительно возразил он, — это они застрелили Пауля.

— Солдаты? — не понял я.

— Малайцы.

— Йооп, — крикнул я, — что там произошло?

С первыми выстрелами маленький Йооп исчез в тамбуре, но вернулся. Наверное, он тоже стрелял по солдатам. Он мог не отвечать мне, но почему‑то ответил:

— Это Пауль. Он не выдержал напряжения.

— Сбежал?

Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены. Он не угрожал и не запугивал.

— Отступников мы убиваем.

— И вы убили его?

— Разумеется.

— А мы? Долго вы будете держать нас взаперти?

— Пока не получим гарантий.

Не начинай Великого деяния, не запасшись вовремя средствами и уверенностью. Без средств и уверенности ты только приблизишь неизбежную смерть. А это и есть главное поражение.

Альберт Великий (“Таинство Великого деяния”) в устном пересказе доктора Хэссопа.

Я никак не мог выбросить из головы мысли о Шеббсе.

Я отчетливо представлял себе красный осенний лес и Шеббса в его вечном долгополом пальто; как он идет рядом с Джекки и старается поднять настроение приятеля. Они переходят вброд ручьи, поднимаются на холм Мариан–Пойнт, ведь Шеббс приземлился где‑то на его краю. Приземлившись, он почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в лесу джип. В высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь, болели ноги, мерзко щемило сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией, он знал, что солдаты вот–вот блокируют район. Он торопился и старался не оставлять следов. Сжег парашюты, опрыскав их магниевым аэрозолем. Обгоревшие металлические пряжки закопал в землю. На крутой скале, надежно укрытой снизу деревьями, оставил несколько только ему понятных знаков, чтобы позже легче было вести поиски. Позывные джипа били по барабанным перепонкам, торопили, зато сигналы, исходящие от передатчика, спрятанного в мешке с деньгами, становились слабее.