Юрий Брайдер - Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита

– Боюсь, что на тот год у вас овцы передохнут, а пиво не удастся, – печально сказал я. – Дело к тому идет.

– Да и мужикам вашим вовсе не бабы нужны, а дурь всякая, – добавила Ирлеф.

– Значит, все же уходите? – вздохнул каплюжник. – Не передумаете?

– Уходим. Привет передавайте Богу истинному.

Не знаю, откуда только у Ирлеф брались силы, но за весь последующий путь она ни разу не остановилась и не присела, а упав, тотчас поднималась. Однако, как мы ни спешили, Замухрышка опередил нас – это стало ясно на подходе к той самой Хляби, где мы едва не погибли.

Нынче она представляла собой довольно жуткое зрелище. Тут и там в расквашенной тысячами ног болотной жиже валялись раздутые, словно накачанные воздухом человеческие тела. Даже малая стайка гнуса не вилась над ними – всем нашлись жертвы, все сейчас готовились к метаморфозе, старательно выедая изнутри податливую человеческую плоть. Некоторые трупы уже развалились, выпустив на свет легионы шишкообразных гадов, каждый из которых вскорости должен был породить новые полчища гнуса. Через месяц-другой это болото обещало стать не менее опасным местом, чем Одурник или Окаянный Край.

Гробница Вечности возвышалась над миром все так же непоколебимо и грозно, и от того, что я узнал природу этого явления, зрелище не стало для меня менее величественным. Три пары конных златобронников сторожили Переправу с этой стороны. Я смиренно заговорил с ними:

– Скажите, любезные, не проходило ли здесь войско владыки Приокаемья?

– Совсем недавно оно было здесь, – ответил златобронник, лицом напоминавший ангелов Рафаэля. – Эти дикари отказались внести положенную за Переправу плату и завязали бой с нашими отрядами.

– Значит, вы отразили их? – В голосе Ирлеф звучала надежда.

– Да. На ту сторону они перешли только после того, как заплатили втрое больше против первоначальной цены.

– Куда же они двинулись потом? – спросил я.

– Это нас мало интересует. Я только слышал, как они говорили между собой, что в Дите найдется достаточно сокровищ, чтобы возместить все их убытки. Перед собой они погнали всех бродяг и разбойников Окаянного Края. Теперь тот берег свободен вплоть до Межречья.

– А нас вы пропустите, любезные?

– Заплатите сколько положено и можете идти.

– У нас нет с собой ничего ценного.

– Нищим на том берегу делать нечего. Возвращайтесь восвояси, а когда разживетесь чем-нибудь, приходите опять.

– Нельзя ли мне тогда переговорить с вашей доблестной сестрой, которая прозывается Асмелой, Держащей Знамя Змеи? – Это был наш последний шанс благополучно преодолеть Гробницу Вечности.

– Откуда тебе известно это имя? Мы никогда не называем своих имен чужакам.

– Не так давно она проявила участие ко мне и моим спутникам. Может быть, она вновь снизойдет к нашей просьбе.

– Все Держащие Знамя Змеи погибли в последнем сражении. – Одна из женщин-воинов подъехала к нам поближе. – Им довелось первыми принять удар банд Приокаемья. Асмела была моей любимой сестрой, и я сама поднесла факел к ее погребальному костру.

– Прости, любезная, мы не знали об этом, – я опустил глаза.

– Ты запомнился мне, чужак, – продолжала женщина. – И ваш разговор с Асмелой я не забыла. Впоследствии мы не однажды вспоминали о нем. Если ты так стремишься на ту сторону, я могу сама назначить плату за пользование Переправой. Уверена, она не покажется тебе чрезмерной. Этой платой будет твоя любовь. Ко мне или к любой другой из наших сестер. Можешь выбирать сам. Но предупреждаю: чтобы мы остались довольны, тебе придется постараться. – Отдав поводья сидевшему позади нее мужчине, прекрасная воительница соскочила с коня.

Пока я, несколько смущенный таким предложением, подыскивал ответ, вперед выступила Ирлеф.

– То, что ты предлагаешь, не любовь, а блуд. Что пристало скоту, недостойно человека. Прежде чем соединятся тела, должны соединиться души. Можешь пронзить меня своим мечом, затоптать лошадью, но я не позволю тебе даже прикоснуться к этому человеку. Никогда, пока я жива! Слышишь, раззолоченная потаскуха!

– Как не откликнуться на такую просьбу! – усмехнулась подруга Асмелы, одним молниеносным движением выхватывая из ножен свой меч. – Куда ты предпочитаешь получить удар? В голову или в сердце?

– Нет, не надо! – Я ухватил брыкающуюся Ирлеф поперек туловища и попытался оттащить обратно. – Не слушайте ее! Она не в себе! Сейчас мы уйдем отсюда! Не обращайте внимания на ее слова! Стойте и дальше у своей Переправы!

– Почему же я не должна обращать внимание на ее слова? – Женщина-воин, не глядя, швырнула меч обратно в ножны. – Они впечатляют. Это слова истинной любви. А за любовь прощается многое. Можете идти на ту сторону. Путь для вас открыт.

Еще не веря в удачу, я потащил Ирлеф к Переправе, но в двух шагах от тускло переливающейся призрачной стены меня остановили слова нашей спасительницы:

– Воины, прошедшие здесь накануне, были вашими друзьями или врагами?

– Врагами, – ответил я. – Мы должны опередить их.

– Если так, возьмите моего скакуна. Он одним духом домчит вас куда угодно. Приходилось ли кому-нибудь из вас ездить верхом?

– Для меня это достаточно привычное дело, любезная, – заверил я.

– Тогда садитесь в седла, – она подвела к нам своего огромного гнедого жеребца. – Добравшись по назначению, можете о нем не беспокоиться. Он сам отыщет дорогу домой. Никто не посмеет тронуть коня златобронников.

Когда мы взобрались в высокие жесткие седла, она обошла жеребца кругом, проверяя длину стремян, а затем, глядя снизу вверх, поманила меня пальцем.

Наверное, хочет поцеловать, подумал я, наклоняясь, но вместо этого получил увесистую оплеуху.

– А это тебе за потаскуху. Пусть будут наказаны не уста, произнесшие хулу, а уши, слышавшие ее. Я расплатилась за обиду, а со своей женщиной разбирайся сам.

Конь смело ступил в пустоту, упруго прогнувшуюся под ним, но, прежде чем окончательно кануть под сумрачный полог Гробницы Вечности, я оглянулся. Женщина в узкой золоченой кирасе, в коротком парчовом плаще, с копной пышных перьев на шлеме, женщина с пугающе прекрасным лицом все еще стояла на самом краю обрыва – и это, несомненно, было самым впечатляющим зрелищем, которое мне довелось увидеть за все время пребывания в этом мире.

Я не очень хорошо помнил путь, которым мы добирались от Дита до Переправы, но одно знал точно – он предназначен, скорее, для пешего разведчика, озабоченного больше скрытностью, чем скоростью передвижения, а отнюдь не для всадника, дорожащего каждой минутой. Поэтому короткой дороге через глухомань я предпочел более длинную, но удобную для скачки, тем более что ее придерживалось и воинство Приокаемья.