Марина Дяченко - Год Черной Лошади

Макс оставил камеру. Крокодил вылез на песок, снова посмотрел Максу в глаза и судорожно повел лапой, выцарапывая неровную линию. Вышло забавно — будто крокодил рисует, но когда Макс взял Ротбарда в кадр — тот снова развернулся, проехался брюхом по песку, нырнул в бассейн.

— Вот дрянь, — сказал Макс вслух.

Закончив работу и переодевшись, он, против обыкновения, вернулся к крокодилам. Встал у барьера в числе зрителей. Несмотря на будний день и не очень приятную погоду, народу перед бассейном было достаточно, и счетчик рейтинга крутился, надо полагать, исправно. Макс стоял тихо, ничем себя не выявляя, но Ротбард все равно поймал взглядом его взгляд. Медленно, как тяжелая субмарина, подплыл к берегу, положил морду на песок и уставился на Макса.

— …Почему он на меня смотрит?!

Игрейна, весь день просидевшая в научной библиотеке, вытирала кулаком красные глаза:

— Ты переутомился… Вряд ли он хочет сожрать тебя, как ту козу.

— Но он смотрит. Он меня запомнил.

Игрейну передернуло:

— Попроси, в конце концов, пусть тебя переведут на слонов хотя бы. А лучше — на жирафов… Да хоть на ослов!

— Он понимает, когда я веду съемку, а когда просто смотрю.

— Если волки в лабиринте собирают пирамидки, почему бы крокодилу не разбираться в технике съемки?

— Пирамидка нужна для рейтинга. А я для рейтинга не нужен, я — деталь интерьера…

— Это тот самый? Здоровенный, как лошадь?

— Да. Ротбард.

Игрейна повела плечами, будто от холода. Ничего не сказала.

В далекой стране, в ночи глубокой, как полосатый шезлонг, за столиком на краю подсвеченного бассейна сидел молодой человек с неприятным тяжелым лицом. Чуть в отдалении, скрытые от глаз, исходили южной страстью скрипка и флейта. В матовом свете прожекторов танцевала полуголая мулатка, ее темное глянцевое тело бликовало, как вода.

Официанты скользили в полутьме, подобно синим китам.

Молодой человек курил, стряхивая пепел в блюдо с акульей печенью. В воздухе пахло штормом; не далее чем в ста метрах, за магнолиями, ярился и бил о камни океан. На столике перед молодым человеком подрагивала огоньком плавучая свечка в огромной перламутровой раковине; рядом горела еще одна, ненастоящая, на экране крохотного ноутбука.

Соседние столики пустовали. Чуть поодаль, на противоположном краю бассейна, плавали в густом ароматном воздухе чьи-то лица над белыми воротничками, разноцветно поблескивали бриллианты в розовых женских ушах, голоса болтали на разных языках, как попугаи в зоопарке…

Молодой человек болезненно помотал головой. Потер ладонями лицо; сигарета, забытая в пепельнице, умирала напрасно.

Пожилой официант, приглядывающий за странным клиентом вот уже полтора часа, неслышно поменял пепельницу. Вернулся к стойке, где над головой у бармена висело чучело крокодила, выполненное из натурального сырья с поразительным искусством.

— Что он курит? — спросил бармен уголком рта. Официант чуть заметно качнул головой: многолетний опыт и отличное обоняние позволяли ему определять особенности табачного дыма с первого вздоха. Содержимое добытой пепельницы представляло собой всего лишь останки дорогой сигареты; тем временем молодой человек на краю бассейна сидел, держась за голову, и покачивался в такт музыке. Бармен умел читать по губам — если бы язык, на котором разговаривал юноша сам с собой, был знаком ему, он сумел бы разобрать отдельные слова:

— П-пусто… куда все подева… гипофиз… связи… думай, Деня, давай, просыпайся…

Он потянулся к ноутбуку. На экране возник текст, перемежаемый пестрыми островками картинок и схем; молодой человек оскалился, как будто ему показали завещание врага. Лицо его, подсвеченное фонариками, свечой и экраном, вызвало у пожилого бармена ощущение «дежа-вю». Где, когда он видел это лицо? Такое тяжелое, такое знакомое… Где, когда?..

Клиенты за дальним столиком завладели его вниманием. Приняв дополнение к заказу, передав записку на кухню и подготовив счет, официант обнаружил, что молодой человек на краю бассейна как сидел носом в экран, так и сидит, только на носу его, прежде сухом, теперь поблескивают капли пота.

— …Зар-раза!

Владелец ноутбука грохнул кулаком по столу, так что подскочили и свеча, и пепельница, и особо нервные посетители.

— Чем я могу помочь вам, сэр?

— Н-ничем, — молодой человек смотрел тяжело и холодно. — Оставьте меня в п-покое.

Он закрыл компьютер и поднялся из-за столика. Слепо огляделся; шагнул к краю бассейна и, как был, в темном элегантном костюме, в галстуке ценой в тысячу долларов (у официанта был наметанный глаз!), в блестящих лаковых туфлях обрушился в воду.

Поднялись брызги. На другом конце бассейна засмеялась женщина.

Молодой обладатель ноутбука плыл, подсвеченный снизу, рукава его и штанины развевались в воде, как на сильном ветру. Официант смотрел, пораженный — он, сам в прошлом пловец, никогда не видел такого стиля: странный клиент держал ноги вместе и, почти не сгибая коленей, мощно выгибался из стороны в сторону. Официант никогда бы не поверил, что человек в таком положении способен держаться на воде — но юноша плыл, подобно огромной рептилии, за ним тянулись две расходящиеся волны.

Добравшись до центра бассейна, плывущий перевернулся на спину. Увидев его лицо, официант вздрогнул и отвернулся.

— Помощь нужна? — спросил громила с нашивками охранника.

Официант покачал головой и отошел к стойке бара; бармен поражал каких-то девиц чудесами своего искусства, и разноцветные струи из разновеликих бутылок вились вокруг него, как змеи вокруг факира. Сам не зная зачем, официант поднял глаза к потолку над головой бармена…

— Боже всемогущий, — пробормотал, чувствуя, как седеющие волосы его встают дыбом.

На него смотрело чучело крокодила, смотрело тяжело и холодно, в упор. Официант наконец-то понял, кого напоминает ему нервный посетитель.

Посреди бассейна тонко запел телефон. Плывущий как ни в чем не бывало снял с пояса мобильник:

— Да… Купаюсь. К-купаюсь, говорю, в бассейне… Нет, — теперь он стоял в воде вертикально, как морской конек. — Да. Чрезвычайно плодотворно, новые, понимаешь, идеи… косяком… Думаю, может, статейку кропануть?.. Да, в «Сесайти»… шучу. Шучу. Что?!

В несколько сильных гребков он добрался до края бассейна и ухватился за бортик:

— Не трынди, Вадька! Не может быть… Что? Н-да… Все, я вылетаю. В-вылетаю, сказал, все…

И выронил телефон. Тот серебристой рыбкой скользнул на дно, да там и остался, безжизненный.

День начался как обычно. С утра у входа в «Империю» выстроилась очередь; ровно в десять окошки касс открылись, впуская льющиеся потоком деньги. Зрители (среди которых по случаю субботы много было иногородних, приехавших на один только день ради «зверского» развлечения) ринулись к вольерам и клеткам, где начиналась привычная работа: соревнования и ссоры, выяснения отношений, интриги, драки и прочая.