Михаил Немченко - Только человек

— Но что же все-таки произошло на Грейнском поле? — упавшим голосом спросил Кен.

— Я ж говорю тебе: полный разгром. Наш благодетель Уольф с жалкими остатками своего воинства попал в плен. Но тут вдруг, на его счастье, в стане победителей вспыхнула эпидемия. То ли брюшной тиф, то ли дизентерия в общем, какое-то поголовное кишечное расстройство. Масса народу отдала богу душу, а оставшиеся в живых в панике бросились назад, в свои степи. Ну и Уольфу в этой заварухе удалось бежать. А вернувшись к себе в столицу, он объявил себя победителем.

— Но как же так… — все еще пытался не верить Кен. — Ведь все исторические источники в один голос…

— Ха, источники!.. Вот он, единственный первоисточник всех последующих переливаний из пустого в порожнее! — «Глашатай» кивнул на летописца, который, не обращая ни малейшего внимания на тряску, уже снова похрапывал в своем углу, крепко прижимая к себе окорок. — Кстати, я как раз видел его среди бежавших из плена… Будь спокоен, этот седобородый плут накатал свою хронику битвы в точном соответствии с указаниями венценосного очковтирателя.

«Одному из них я потом отрублю голову», — мысленно повторил Кен слова короля. Он почувствовал, как внутри у него все холодеет. Бежать! Скорее бежать, пока они еще не успели далеко отъехать от оставшегося в кустах времяхода!..

— Что ж, придется перебираться куда-нибудь подальше, — проговорил он, стараясь держаться как можно спокойнее. — Попробую в древнеримские времена… — И, придвигаясь к выходу, добавил: — Там история вроде бы пояснее. По крайней мере, можно будет с полной уверенностью предсказать Юлию Цезарю, что он не прогадает, перейдя Рубикон.

— Конечно, — согласился «Глашатай». — Как ни говори, античность… Я бы, брат, сам с тобой отправился, да латыни, понимаешь, не знаю. И вообще… Попробую уж специализироваться на этой эпохе…

Они попрощались, пожав друг другу руки, — и Кен, чуть не запутавшись в своей длиннополой мантии, на ходу спрыгнул с повозки. Кое-как объяснив подъехавшим стражам, что ему нужно срочно побыть несколько минут одному в кустах, он на предельной скорости помчался к своей машине.

— Счастливо! Привет Цезарю!.. — крикнул вдогонку «Глашатай».

Первый раз Кострова прихлопнули два года назад на Флеммии, и шок был такой, что с непривычки он провалялся тогда в больнице почти три недели. Но организм сумел, как видно, порядком адаптироваться, и когда нынче зимой Кострова прихлопнули на Ируме, третьей планете Антареса, — он вышел из больницы уже через одиннадцать дней. И вот сейчас подходил к концу двухмесячный отпуск, предоставленный ему для укрепления нервной системы после того памятного удара щупальцем в одном из голубых парящих дворцов Ирумы.

Отпуск свой Костров, как всегда, разделил поровну между северным и южным полушариями. Месяц прожил в лесном пансионате на Урале, а потом, поставив в угол поднадоевшие лыжи, вызвал воздушное кибертакси и пару часов спустя с наслаждением улегся на горячий белый песок полупустынного пляжа на западном побережье Мадагаскара. Так чудесно было после заснеженной тайги жариться на солнце и плавать в прозрачной воде маленькой бухты или, облачившись в «рыбью чешую» — костюм-пленку, извлекающий изводы кислород, часами скользить в зеленоватом полумраке среди обросших водорослями скал, среди рыбьих стад и кораллов, будто пропитываясь очищающей, таинственной тишиной глубин…

Во время одного из утренних заплывов Костров почувствовал знакомое покалывание в правом запястье.

— Подождите пять минут, — проговорил он, поднеся к губам руку с герметичным браслетом видеорации, и поплыл к берегу.

Плюхнувшись на песок, Костров включил экранчик, на котором, как и следовало ожидать, появилась седая голова начальника Упреконфа Яна Тареша.

— Ну, как отдыхается? — спросил он, внимательно разглядывая своего загорелого до шоколадности сотрудника.

— Грандиозно, — сказал Костров и показал большой палец. Он сразу почувствовал, что этот вопрос — только предисловие. И не ошибся.

— Кендла только что прихлопнули, — сообщил Тареш.

— Опять на Ируме?

Тареш отрицательно покачал головой.

— На Ируме сейчас воцарилась тишь да гладь — чаще раза в месяц можно и не заглядывать. А вот между Лтеей и Оэрном назревает такая заваруха, что нельзя спускать глаз ни на минуту. И тут как назло…

— На Оэрне прихлопнули?

— На Лтее. И как раз в тот момент, когда удалось уловить в мыслях оэрнского посла очень тревожную информацию… Кендла тут же заменил Диас. Но в резерве у меня осталось всего два оператора. Так что придется тебе, Ваня, выйти из отпуска на восемь дней раньше…

— На девять, — поправил Костров.

— Компенсируем осенью турпоездкой на Марс, — пообещал Тареш. — Значит, так и передаю в аппаратную: Костров начнет вживание сегодня в пятнадцать ноль-ноль… Сам понимаешь: если мы проморгаем, и Лтея с Оэрном снова передерутся — может не поздоровиться всем окрестным мирам в радиусе нескольких парсеков… В общем, ждем! — И экран погас.

«И чего неймется?.. — ворчал себе под нос Костров, поднимаясь с песка. — Отдохнуть толком не дадут…» Продолжая поминать недобрым словом встречающиеся еще в просторах вселенной отдельные неуживчивые планеты, за которыми нужен глаз да глаз, он быстренько собрался, сел в автолет и точно в назначенный срок приземлился на берегу Енисея перед огромным, как гора, зданием Упреконфа.

«Управление по предотвращению космических конфликтов» — таково было полное название этой организации. Впрочем, в особо торжественных случаях к этому титулу добавляли еще два слова: «Земное отделение». Потому что проблемой предотвращения космических конфликтов занимались не только земляне. Все девять высокоразвитых инозвездных цивилизаций, с которыми Земля к данному моменту поддерживала связь, участвовали в этой поистине галактических масштабов работе, координируя по мере возможности свои усилия.

Едва Костров ступил на порог, как на него накинулась целая ватага биотехников — и в какие-то полчаса внешний вид недавнего отпускника был коренным образом реконструирован. Прежнюю одежду сменило темное трико из ворсистого пластика с легким радужным отливом. На спине появились перепончатые крылья, приводимые в движение прилаженным между лопатками миниатюрным двигателем. Затянутые в черное и снабженные присосками руки и ноги стали довольно сильно смахивать на мушиные лапки. И вдобавок ко всему Кострову влили несколько кубиков реактина — препарата, повышающего быстроту реакций.

Словом, Костров сделался, так сказать, человеком-мухой. И, как полагается мухе, он принялся с жужжанием летать по огромному пустынному залу. Полетает, сядет на стену или на потолок, поползает (на то и присоски!), потом опять полетает. А через несколько часов, когда Костров уже основательно вжился в образ, из стены выдвинулось длинное тренировочное щупальце — и давай гоняться за нашей мухой. Ну а муха, естественно, старается увернуться, такая у ней задача.