Кейт Лаумер - Разрушители планет

— Ну, я достаточно окреп и могу слушать. Последнее, что я помню, — как я шел, а потом не мог идти. Я думал, все кончено.

— Не стоит так мрачно, — сказал тот, кто говорил со мной первым. — Вы живы, хотя все было против этого. А это уже кое-что.

— Но как же вы меня нашли?

— Эти люди лишены воображения. Одна и та же шутка разыгрывается вновь и вновь. Мы следим за тропой, проверяем ее по ночам. Иногда нам везет. Вот как прошлой ночью.

— То есть?

— А разве не так? У нас есть кров, вода, пища, этого достаточно для поддержания жизни. Хватает на всех. В тесноте, да не в обиде, ведь так?

Я смотрел на них. С запавшими глазами, немытые, многие в лохмотьях, они пристально глядели на меня, так, словно ждали, что я расскажу им нечто удивительное, чудесное. Я засмеялся.

— Отверженные из отверженных, — сказал я. — Избранное общество. Долго я опускался вниз и наконец достиг дна.

— Нет, — сказал мой спаситель. — Это поворот. Отсюда только один путь — наверх.

Это звучало забавно. И, продолжая смеяться, я вновь уснул.

Мне объяснили, что эта пещера была проделана в мягкой породе давно исчезнувшими потоками воды. Как ни странно, в ней действительно было все необходимое для поддержания жизни. У входа температура неизменно держалась на уровне семидесяти градусов, понижаясь по мере того, как пещера уходила вглубь. Откуда-то из глубины бил родник с теплой ключевой водой.

Пища состояла исключительно из съедобных лишайников, которые росли в полной темноте в дальнем конце лабиринта. Из этих растений можно было приготовить блюда, напоминавшие салаты, супы, орехи и даже псевдобифштексы, когда за дело брался наш повар Тэнк, невысокий, некогда полный мужчина. Вероятно, раньше приготовление изысканных блюд было его хобби.

Я отдыхал, ел и спустя какое-то время почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы подняться со своего тюфяка, набитого мхом, и сделать несколько шагов. Обитатели Зефира были настроены вполне дружелюбно. И только у моего первого знакомого, здесь его называли Джорджи, определенно имелись на меня какие-то виды. Он подал мне руку, я оперся на нее, и он поведал мне свои планы.

— Конечно, мы в невыгодном положении, — говорил он. — Но кое-что нам даже на руку. Во-первых, они не знают, что мы здесь. Таким образом, мы представляем собой тайную силу, некий неожиданный элемент. Во-вторых, у нас мощный стимул…

— А в-третьих?

— Наши ряды непрерывно растут. Сейчас нас одиннадцать. Двенадцать, если выживет один парень.

— Какой парень?

— Мы нашли его за два дня до тебя. Он здорово избит, но, быть может, выкарабкается. На вид крепкий он, во всяком случае когда-то был крепким.

— Где он?

— В соседней пещере…

— Я хочу на него посмотреть.

— Пожалуйста, но это зрелище не из приятных.

Джорджи провел меня через центральную пещеру, а потом в одно из боковых ответвлений. На тюфяке у стены лежал человек; его дыхание было слышно за двадцать футов. Я присел на корточки и посмотрел на беднягу. Его лицо представляло собой сплошную массу бордовых рубцов. Распухшее, оно было в два раза больше, чем прежде.

— Работа Симрега, — констатировал я.

— Знаешь его? — спросил Джорджи.

— Он был, да и остается моим приятелем.

— Ясно. Видимо, именно поэтому ты здесь.

— Есть еще одна причина. Он сильно искалечен?

— Наш врач Тигр говорит, что у него сломаны ребра и, возможно, повреждены внутренние органы. С носом тоже далеко не все в порядке — ему тяжело дышать. Удивительно еще, что он смог пройти тридцать миль в таком состоянии.

С помощью Джорджи я положил свой тюфяк рядом с Тяжеловесом. От приложенных усилий у меня закружилась голова. Я лежал в полной темноте и прислушивался к его дыханию. Временами он стонал, его сознание вновь и вновь уносилось туда, где он сражался один против всех. Время шло, дыхание Тяжеловеса менялось, и не в лучшую сторону. Иногда приходил Тигр, осматривал больного, качал головой и уходил.

Я очнулся от лихорадочного забытья. Меня разбудили сильные стоны, и я взглянул на Тяжеловеса. Из-за отеков его глаз не было видно, но я чувствовал, что он в сознании.

— Тяжеловес, как ты? — прошептал я.

Он что-то пробормотал, помотал головой. Опухоль стала больше. Казалось, его лицо вот-вот лопнет. Я пошел в главную пещеру за Тигром. Тот сидел у огня, шлепал на плоском камне лепешки из лишайника и вешал их сушиться.

— Вы должны что-нибудь сделать, — сказал я. — Он так долго не протянет.

— Бог мой, неужели вы думаете, что мне доставляет удовольствие видеть его страдания? — это рычание объясняло происхождение прозвища “Тигр”.

— Без сознания — он стонет, а когда приходит в себя — подавляет стоны, и это еще хуже.

— Что же, по-вашему, я должен делать?

— Вы ведь врач, да?

— Послушай, Джон, мне нужны инструменты, лекарства, а их у меня нет! Ему необходима операция, чтобы удалить осколки костей, ясно? Ты думаешь, я могу оперировать голыми руками?

— Но должен же быть кусок металла или осколок камня, из которого можно сделать скальпель. Это лучше, чем оставить его умирать в мучениях.

— А лигатура? Зажимы? Бинты? Антисептики? Не говоря уж о наркозе.

— Можно что-нибудь придумать.

Тигр уставился на меня, потом отшвырнул комок пасты из лишайника и зашагал в комнату, где лежал больной. Тигр обнажил клыки и свирепо глянул на Тяжеловеса. Мы все стояли рядом и наблюдали.

— Его нужно оперировать в хорошо оборудованном флотском госпитале, — процедил Тигр сквозь зубы. — Здесь я могу его убить.

Тяжеловес застонал, как будто просил: “Сделайте хоть что-нибудь!”

Тигр с силой ударил кулаком одной руки в ладонь другой, сказал:

— Старый флотский афоризм гласит: даже если делаешь не так, все равно что-нибудь делай! — и резко обернулся. — Грифт, принеси мне несколько каменных осколков поострее! Ты, Танубр, тереби лишайник на волокна. Жаба, кипяти воду. Гринги, ты и Бочка, поднесите его ближе к огню. — Тигр одарил меня яростным взглядом. — Но если он умрет, видит Бог, свидетельство о смерти будешь выписывать ты, Джон!

Тигр уверенно сделал разрез на том месте, где когда-то была переносица пациента. Дальше наблюдать не было сил. Я прислонился к стене в дальнем конце пещеры и лишь прислушивался к доносившимся звукам: бормотание хирурга, требования подать новое лезвие или добавить свет; сочувствующий шепот зрителей; прерывистое дыхание Тяжеловеса. Казалось, все это продолжается бесконечно долго.

Наконец операция закончилась. Тигр прошел в боковой ход, где размещалась умывальня. Тяжеловеса отнесли обратно на его тюфяк. Он дышал значительно легче. Тигр вернулся, подошел ко мне и пробурчал:

— Спасибо, что сдвинул меня с мертвой точки. Победить или проиграть. Я рад, что согласился. Носовые проходы были забиты осколками и запекшейся кровью. Черт-те что творилось. Сейчас все свободно.