Норман Льюис - День лисицы

— День лисицы.

— Чей, говорите, день?

— Лисицы, — отвечал Виланова, — всяких лисиц, самых разнообразных. Ушел домой Росас? Ну и бог с ним!

— Что-то вы чудите, — сказала она.

— Я имею на это право. Я сейчас в состоянии нервной экзальтации. Ведь у меня как-никак отнимают мое поместье. — Он повернулся к Молине. — Вы, возможно, заметили примыкающую к дому башню. Лет сорок назад я еще вполне бы мог забраться наверх с ружьем и уложить наудачу несколько человек… Хорошо, что я уже стар, потому что когда-то я был метким стрелком и, конечно, кого-нибудь бы убил, да только не тех, кого надо. Ведь тех, кого надо, пулей не достанешь!

— Но они же гонятся за мной, а не за вами, — сказал Молина.

— Да, конечно, — согласился дон Федерико. — Но я хочу как-нибудь помочь вам. Потому мы и пришли сюда. Только как? В этом весь вопрос.

— Мне бы только какое-нибудь оружие, — вымученно сказал Молина. И в эту минуту они услыхали за воротами топот ног. Сморщившись и поманив Молину, дон Федерико пересек двор и через открытую дверь ввел его в напоминавшую келью комнату, где стояли лишь грубо сколоченный стол и несколько стульев да на стене висела картина, изображавшая распятие Христа. Мария принесла коньяк и две рюмки. Она поставила их на стол и застыла, не сводя глаз с Молины. Каждая черточка ее лица дышала негодованием.

— Принесите еще одну рюмку, — сказал ей дон Федерико. — Я хочу, чтоб и вы выпили с нами. Случай совсем особый. — И он обратился к Молине: — Вы что-то говорили об оружии… Правильно ли я понял, что вы все-таки решили покончить с собой?

— Совершенно правильно, — кивнул Молина.

— Не смею вас удерживать. Это было бы противно чести. — Он поднял свою рюмку. — Да здравствует то, за что бы вы там ни боролись. И да не будет у наших врагов ни капли хорошего коньяка, чтобы поднять дух, когда придет их черед.

Осушив свою рюмку, Виланова вышел из комнаты и вернулся с мотком веревки.

— Вот вам оружие. — И бросил веревку на стол.

Молина взял веревку в руки и стал разматывать. Через открытую дверь было слышно, что шум за воротами усилился — теперь уже в них стучали. Молина потрогал жесткие волокна веревки. Пристально глядя ему в лицо, дон Федерико сказал:

— Пеньковой веревкой можно удавиться не хуже, чем шелковой, — и кивнул в сторону арки в дальнем конце комнаты. — В буфетной на потолке есть крюк.

Молина встал, взял веревку и остановился. Провел рукой по лицу, стерев внезапно выступивший пот. И спросил:

— А ружья у вас нет?

— К сожалению, могу предложить вам только два вида оружия, — отвечал дон Федерико. — Одно вы держите в руках, второе — это прыжок с пятнадцатиметровой высоты на камни у подножия башни. Сочувствую вам — я вижу, вы не способны на настоящее отчаяние. А без истинного отчаяния, которое нам ниспослано во спасение, трудно решиться на такое.

В ворота снова забарабанили, и сквозь толщу дерева стали слышны какие-то крики. Дон Федерико снова наполнил рюмки:

— В прежние времена они могли бы три дня ломиться в ворота. Даже сейчас у нас есть еще в запасе несколько часов — пока кто-нибудь не догадается послать за динамитом.

— Несколько часов?

— Если мы решим, что имеет смысл заставлять их ждать так долго. Но как бы то ни было, если весьма проблематичная надежда на спасение может вас заинтересовать, я могу вам кое-что предложить.

Пульс у Молины участился, словно ему сделали переливание крови. Он готов был ухватиться за малейшую надежду на отсрочку — так, вероятно, христианские мученики цеплялись за свою веру в вечное блаженство. В час отчаяния Молина уже не стыдился.

— Я трус, — признался он дону Федерико, — сегодня я уже один раз заставил себя принять смерть. Меня это сломило. Я опустошен. Сейчас это в тысячу раз труднее.

— Вполне понятно, — сказал дон Федерико. — Тот, кто действительно решил умереть, имеет право покончить с этим делом быстро и освободиться. Вам удивительно не повезло с ядом.

Отвращение к самому себе душило Молину.

— Я рад, что остался жив.

— Это доказывает, что вы больны. В таком состоянии трудно умирать. Будь у вас несколько часов, чтобы прийти в себя, вы бы, наверное, снова нашли в себе достаточно сил. Поэтому я решил сделать свое предложение: не думаю, чтобы это дало вам реальный шанс спастись, но по крайней мере вы получите передышку.

В комнату вошла Мария.

— В саду полно полицейских, — сказала она. — Они притащили лестницу.

— Чтоб им провалиться! — воскликнул дон Федерико. — Воображаю, во что эти мерзавцы превратят цветочные клумбы. Только все равно оттуда они в дом не ворвутся. Задняя дверь крепка, как вход в подвалы банка. Разрешите наполнить вашу рюмку. Не могу же я допустить, чтобы этот отличный коньяк допивали профаны, которые даже не способны его оценить по достоинству.

Молина осушил свою рюмку, дон Федерико налил ему еще. Он наполнил третью рюмку и подал ее Марии.

— Мне жаль, дорогая, что нам так и не удалось обо всем поговорить. В шкатулке у меня под кроватью лежит для вас письмо. Ключ куда-то запропастился. Придется вам взломать замок.

— Не впадайте в мелодраму, — сказала Мария и поджала губы.

— Мне надо бы съездить в Барселону и договориться с каким-нибудь антикваром в Кале-де-Паж о продаже мебели. Все они жулики, и выбирать особенно не приходится. Смотрите только, чтобы ничего не попало в лапы Валса… И прошу прощения за мелодраму. Снова сказка про серого волка. Ну, а теперь нам пора уходить, — обратился он к Молине.

Он встал и повел Молину сквозь темную, гулкую пустоту дома, через старинные сумрачные комнаты необычного вида и привел во внутренний дворик, почти целиком занятый массивным основанием дозорной башни.

— Если б можно было своими глазами увидеть минувшее! — сказал дон Федерико. — Как часто, должно быть, в прошлом обитатели этого дома должны были искать здесь спасения от зверей в образе человеческом!

Он толкнул ногой башенную дверь, и из темноты на них пахнуло безмолвием и гнилостью забытых столетий.

— На ваше счастье, в полицию из-за мизерного жалованья идут служить только отъявленные тупицы, — продолжал дон Федерико, — из башни ведет потайной ход, он тянется несколько сот метров и выходит наружу на обращенном к морю склоне вон того холма. В этом нет ничего особенного. Все старые замки имели потайные ходы. Раньше вход в туннель с того конца был замаскирован, теперь же в нем играют дети. Все так к нему привыкли, что совсем забыли о его существовании. Прямо под ним небольшая бухточка, и тут же на берегу полуразвалившийся сарай, и в нем моя лодка. Протекает она или нет, не знаю. В последний раз я рискнул довериться морским волнам год, а то и два назад. Может быть, она камнем пойдет ко дну, но, как бы то ни было, она в полном вашем распоряжении.