Пол Андерсон - Рыцарь призраков и теней

Флэндри, стоявший рядом, выделяясь на их фоне своей терранской формой — бело-сине-красное рядом с индиго и серым, — откашлялся.

— Ну что же, — сказал он. — Ответ ясен. У них приказ стоять насмерть. Они ни при каких обстоятельствах не могут отступить от Херейона. В крайнем случае они должны попытаться свести к минимуму наши возможности нанести ущерб планете.

— Тупоголовая доктрина — проворчал Райх.

— Вовсе нет — если они охраняют нечто жизненно важное, — сказал Миятович. — Что бы это могло быть?

— Мы можем попытаться взять пленных, — предложил Йулинац. Это было сказано без энтузиазма, поскольку увеличивало степень риска для его людей.

Флэндри покачал головой:

— Бесполезно. Вы разве не слышали, что я сообщил вам по дороге сюда? Никто не садился на Херейоне, кроме как по специальному разрешению, которое чертовски тяжело получить — необходимо разрешение как регионального трибуна, так и властей планеты, и перемещения строго ограничены. Я не думаю, что хотя бы один из тех, с кем мы сейчас сражаемся, приближался к планете ближе чем на расстояние астрономической единицы.

— Да, да, я слышал об этом, — сказал Йулинац. — Какое же влияние должны иметь эти существа!

— Вот почему мы напали на них, — проворчал себе в бороду господарь.

Йулинац стал смотреть на обзорный экран. Зеленая точка мигнула — крейсер еле держался против трех вражеских кораблей. Желтая точка угасла, за ней — еще одна: два корвета потеряны.

— Стоит ли это все наших потерь? — резко спросил он.

— Пока мы не можем этого сказать. — Миятович пожал плечами. — Мы можем отступить и направиться домой, зная, что нанесли урон врагу. Но тогда мы никогда не узнаем, что за возможность у нас была и чего мы навеки лишились. Мы будем продолжать.

В конце концов, главная обязанность вождя — сказать: «Да падет это на мою голову».

— Джентльмены!

Все взгляды обратились к Флэндри.

— Я предвидел подобные затруднения. Что нам нужно, так это быстрая разведка, чтобы выяснить, что же такое там, на Херейоне, и доложить. Тогда мы сможем решать.

Райх фыркнул:

— Нам нужно еще право накладывать вето на законы статистики.

— Если охрана на таком расстоянии настолько плотна, — добавил Йулинац, — каковы шансы у лучшего скоростного корабля любого военного флота подобраться поближе?

Миятович понимающе вздохнул.

— У нас есть мой корабль, — сказал Флэндри. — Он был построен не для военного флота.

— Нет, Доминик, — возразил Миятович.

— Да, Бодин, — отозвался Флэндри.

«Ватре Звезда» произвела залп. Поблизости не было ни одного врага. Никто не мог сравниться с кораблем класса «нова». Он был огромен, нес тяжелое вооружение, его двигатели были невообразимо мощными, как и его защитные поля, — корабль был предназначен скорее не для того, чтобы сражаться, а чтобы обеспечить безопасность скрытого в сердцевине корабля командного пункта. При сложившихся обстоятельствах то, что корабль дал залп с расстояния более миллиона километров, было необъяснимо. У врагов было время проследить эти ракеты и уклониться или расстрелять их на подходе.

А объяснение было таково: залп прикрывал старт «Хулигана».

Кораблик выскользнул из дока, проскочил в открывшуюся на мгновение в защитных полях дыру, похожий на посторонний взгляд на большую торпеду. На его обзорных экранах промелькнул дредноут, огромная туша с орудиями, дюзами, прожекторами, сенсорами, генераторами, люками, смотровыми куполами на фоне звезд. Ускорение заставило дредноут так быстро уменьшиться в размерах, что Йован Вимезал задохнулся, словно в рубке не было постоянной денницианской гравитации и на него навалилась перегрузка.

Флэндри, сидевший в пилотском кресле, посмотрел на показания приборов, проделал какие-то вычисления, кивнул и откинулся назад.

– Мы не приблизимся к ней раньше, чем через три четверти часа, — сказал он. — А между нами и целью ничего нет. Отдыхай пока.

Вимезал — молодой кадровый военный, лейтенант морской пехоты, двоюродный брат Козары, невыносимо похожий на нее — отстегнул ремни безопасности. Он был приглашен в рубку из вежливости. Вообще-то сейчас, при прохождении рядом с тем вражеским кораблем, по которому был выпущен залп, он должен был быть внизу со своими людьми, ободряя их, насколько это возможно в ситуации полной беспомощности, а здесь в качестве второго пилота должен находиться Чайвз.

Он спросил без боязни, скорее смущенно:

— Сэр, вы в самом деле думаете, что мы сможем пройти мимо? Они очень скоро поймут, что это не торпеда, а управляемый корабль. Я не думаю, что они ограничатся предупреждением, они попытаются уничтожить нас.

— Ты вызвался добровольно, не так ли? После предупреждения о том, что это опасная миссия.

Вимезал вспыхнул:

— Да, сэр. Я не иду на попятный. Я просто удивляюсь. Вы ведь говорили, что наша затея не обязательно самоубийственна.

Шансы у нас есть, мой мальчик.

— Вы сказали, — лейтенант запнулся, — что ваши осцилляторы так хорошо настроены, что вы можете войти на гипердвигателе глубоко в гравитационное поле и подойти достаточно близко к солнцу. Вы так и планировали наш полет. Но почему не сразу? Зачем сначала идти прямиком на вражеские орудия? Я просто интересуюсь, сэр.

Флэндри улыбнулся:

— Я так и понял. Извини, если заставил тебя подумать, будто я предположил совсем другое. Причина проста. У нас сейчас большая кинетическая скорость относительно Херейона. Не нужно тратить энергию на релятивистское движение на околосветовых скоростях. Где-то впереди мы должны уравнять наш вектор движения с планетным. Это лучше сделать здесь, где у нас есть пространство для маневра, чем вблизи от планеты, где должно быть полно защитных приспособлений. Мы выигрываем время — чтобы в конце концов преподнести сюрприз, выпустив ракету, пока мы уравниваем скорости. Но ракета должна иметь цель. Этот корабль подходит как нельзя лучше.

Вимезал с облегчением вздохнул:

— Спасибо, сэр. Я играю в кости и знаю, когда нужно сдаться.

— Я предпочитаю покер. — Флэндри предложил ему сигарету, которую тот взял, и закурил сам. Это навело его на мысль о другом. Как странно, что он будет продолжать пользоваться портсигаром — вещью, которой он ударил собственного сына, — и не испытывать при этом никаких чувств.

А зачем выбрасывать вещь, которая мне снова понадобится? Я научился отказываться от романтических жестов, исключая случаи, когда они служат целям практической демагогии.

Вимезал смотрел вперед, на рубиновое солнце. Да, его профиль на фоне звездных облаков Стрельца так же напоминал Козару, как Доминик-младший — Перси.

Что я смогу написать Перси? Да и смогу ли?