Андрей Имранов - Антитезис

— Слушай, а тебя дома ждет кто?

— Меня? — Дима замер, держась за ручку двери, — Кто?

— Не знаю, поэтому и спрашиваю. Мама, которая тебя потеряет, если ты до одиннадцати не вернешься? Жена, пяток детей мал мала меньше? Любимый пекинес, который от огорчения сдохнет, если ты на ночь не придешь? Рыбки в аквариуме, которых кормить надо?

— Я один живу, — сказал Дима машинально, весь поглощенный обдумыванием Юлиного вопроса. Точнее, слов «если ты на ночь не придешь». К чему это она?

— Никто меня не ждет.

— Вот и отлично. Поехали тогда ко мне.

— Как это? — Дима вжался в сиденье, — зачем?

Юля зло усмехнулась:

— Боишься?

— Да, — сказал Лукшин.

— Трус, зато честный, — прокомментировала Юля, — ты можешь себе представить, что такой девушке, как мне, может быть просто одиноко? Что, бл…ь, у меня в телефоне триста мужиков и половина из них прибежит, истекая слюнями, раньше чем я номер закончу набирать? И что в гробу я их всех видела. Смотрю, идет парнишка. Молодой, наивный. Неиспорченный. Глаза удивленные, лицо одухотворенное. И так мне его закадрить захотелось… что тут плохого, спрашивается? Вот и все. Так что вылезай, дуй в свое метро — станция во-он там где-то. Желаю удачи.

Дима не пошевелился.

— Что, уже не боишься?

— Нет. То есть — да. То есть — боюсь. Но не уйду. Мне ж потом только и останется, что в монастырь уйти, — и Лукшин принялся пристегиваться обратно.

Юля хмыкнула, но ничего не сказала.

— Только мне завтра рано на работу. Полвосьмого мне надо быть на Библиотеке.

— Я тоже рано встаю, — отозвалась Юля, — так что я тебя еще подбросить успею.

Лаврируя между машин, выбралась к середине дороги и лихо развернулась через двойную сплошную.

— Ментов не боишься? — почти повторил свой недавний вопрос Дима, но сейчас в нем звучало куда больше уважения.

— Пусть догонят сначала, — двигатель натужно завыл и Лукшина мягко, но мощно вдавило в сиденье. Дима посмотрел в окно, покачал головой.

— Я понял, — сказал он, — как Лукас придумал картинку за окном при сверхсветовом прыжке. Его наверное, тоже в Феррари прокатили.

— Это не Феррари, это Мазерати. Кто такой Лукас?

— Ну, Джордж Лукас. Который «Звездные войны» снял. Все шесть частей — его.

— Ни одной не смотрела, — равнодушно сказала Юля, закладывая глубокий поворот. В считанных сантиметрах за окном мелькнули отчаянно моргающие фары.

— Блин, — Дима выдохнул, — ты всегда так ездишь?

— И до сих пор не убилась, — кивнула Юля, — на самом деле, на быстрой машине ездить проще. Когда едешь на обычной, то все вокруг тоже едут, и хрен угадаешь кто куда повернет и в какой момент. А так — они все стоят, а я их объезжаю. Да не напрягайся ты, уже почти приехали.

Юля завернула в переулок, пролетела пару кварталов и притормозила перед въездом во двор, перегороженным высокими коваными воротами. Требовательно погудела. Ворота открылись; легонько переваливаясь на брусчатке двора, машина плавно закатилась под сень мощных дубов и остановилась вплотную к теряющейся в листве кирпичной стене.

— Приехали, — сказала Юля, нажимая какую-то кнопку слева. Обе двери плавно распахнулись. Дима, морщась, неловко выбрался из своего сиденья, выпрямился, потянулся — ехали они всего минут десять, но Лукшин так напрягался всю дорогу, что чувствовал себя весь день просидевшим в сиденье какого-нибудь междугороднего «Икаруса». Огляделся.

Дворик оказался значительно больше, чем показалось на первый взгляд, росло тут с десяток дубов, заставших, пожалуй, еще нашествие французов; среди деревьев там-сям виднелись стоящие автомобили, проглядывались красные кирпичные стены и большие панорамные окна.

— Милое местечко, — сказал Дима

— Мне тоже нравится, — согласилась Юля, и пошла к ближайшему застекленному крыльцу, оказавшемуся входом в подъезд. Дверей на лестничной площадке было всего две. Юля вытащила из кармана маленькую связку ключей и открыла левую дверь.

— Заходи, — сказала она и крикнула внутрь квартиры:

— Петрович, я дома!

Дима, уже занесший ногу над порогом, вздрогнул и замер с поднятой ногой.

— Петрович — это кто? — спросил он шепотом.

Юля недоуменно на него глянула, потом расхохоталась.

— А вон он, — сказала сквозь смех, — познакомься.

Дима, похолодев, заглянул в дверной проем, но никого не увидел. И только через секунду заметил недвижимо сидящего на шкафчике большого черного кота, изучающего его очень неприязненным взглядом.

— Блин, — сказал Дима, проходя внутрь, — я уж испугался.

— Ты вообще трусишка, я уже поняла, — весело отозвалась Юля, закрывая дверь и снимая обувь. Кот, мурлыкнув, спрыгнул со шкафчика, подбежал к Юле и принялся, тихо мурча, тереться об ее ноги. Дима животных любил и котяра ему понравился. Он присел и попытался погладить Петровича, но тот не дался — отстранился, презрительно глянул на Диму и гордо удалился, нервно дергая хвостом.

— Прям как человек, — сказала Юля с непонятной интонацией, проводив кота взглядом, — такая же с-скотина. Когда я его с помойки подобрала, за колбасный огрызок на задних лапах ходить готов был, а теперь ухом лишний раз не поведет — воображает. Раздевайся, вешалка в шкафу.

Она распахнула стенной шкаф, повесила внутрь куртку, оставшись в коротком трикотажном платье, и легкой походкой ушла куда-то вглубь квартиры. Через несколько секунд послышались негромкие позвякивания.

— Чего пить будешь? Коньяк, водку, ром? Я себе мартини налью.

— Кофе, — отозвался Дима, вешая свою куртку и осматриваясь. Светло. Просторно. Дорого. Впрочем, глядя на машину, он ожидал большего.

— Кофе не держу, для сердца вредно.

Дима пожал плечами.

— Тогда тоже мартини.

— Хорошо, — и Юля вышла из-за угла, держа в одной руке два бокала, в другой — тарелку со всякой нарезкой и зажатую подмышкой литровую початую бутылку. Прошла к окну, поставила все на невысокий стеклянный столик и села в стоящее поблизости глубокое кресло футуристических очертаний. Ткнула в другое такое же.

— Садись, разливай. Не буду ж я сама себе наливать, когда мужчина поблизости есть.

— Ага, — Дима открыл бутылку, разлил мартини по конусовидным бокалам, — еще ж маслину класть вроде полагается?

— Не люблю с маслиной, — Юля поморщилась, — вкус портит. Ну, за знакомство?

Чокнулись, выпили. Юля принялась расспрашивать Диму о всякой ерунде. Где он родился, учился, кем работал. Дима вначале отвечал неохотно и односложно, но потихоньку разговорился, особенно, когда речь зашла о «Ночном экспрессе». Юля слушала внимательно, вопросы задавала вполне «в тему», иногда грустно улыбалась. Бутылку прикончили где-то за час, в основном — Лукшин, но он сам этого и не заметил. С сожалением посмотрел на пустую бутылку, поставил ее под стол и встал.