Андрей Имранов - Антитезис

Дима, уже в середине речи начавший улыбаться, засмеялся.

— Чего смеешься, дура? В ментовке никогда не бывал, вот и смеешься.

Дима перестал улыбаться.

— Был я в ментовке, — сказал он.

— Тогда понимать должен. Мент, он завсегда ментом останется, как их не переименовывай и не реформируй. Так надо просто их человеколюбие в правильную сторону направить — чтобы на пользу шло. Хотя бы так вот. Ну. А если человек, положим, чего-то достиг — механизм там изобрел полезный, песню написал и спел, картину нарисовал — так внимания к нему поменьше становится. Ну такого — нарочитого, чтобы там косточки перемыть да грязью облить. И чтобы мент, документы посмотрев, брал под козырек и говорил: «Это ваши стишки на стене дома?4? Знаете, неплохо. Очень за душу берет, особенно второе четверостишие. Так что не буду мешать, до свидания и творческих успехов.» И если человек известным стал в масштабе города — то всё — никаких показов по ТВ, статей в прессе и травли по интернету. Только если сам попросит. Кто попытается тиснуть про него статейку без его письменного разрешения — под вышку всю редакцию. А уж если человек на всю Россию прославился — тогда — совсем всё. Из базы налоговиков его вычеркивают; таможенники, гайцы, ППС на улицах — просто не замечают, во всех магазинах — без очереди, в любом транспорте — бесплатно, ну и всё такое. Вот это, я понимаю, мотивация. Вот если бы такое замутить, тогда б мы не только Америку перегнали, мы бы все вместе взятые страны как стоячих бы обошли.

— Ну… — Дима задумался. Хмыкнул, — вы это все, конечно, довольно грубо изложили, но, если задуматься, в Америке как раз что-то в этом роде. «Страна равных возможностей», «американская мечта», «если ты умный, то почему не богатый» и тому подобные изречения — это же все оттуда.

— А ты думаешь почему Америка, как советский балет — впереди планеты всей? Вот именно поэтому. Только это все раньше у них было — в середине прошлого века. В какой-то момент они чего-то недосмотрели и всё покатилось к черту. Теперь там даже хуже чем здесь — у нас серым мышкам живется легче, чем всем остальным, но правят страной все же не мышки, а крысы. Хитрые, матёрые крысы — мышки их грызли-грызли, но недогрызли. Потому-то крысы мышек и не любят. И насрать им на нужды и стремления мышей, чего б они там с трибун не вещали. А в Америке — там плохо — там мыши всем и рулят. Уж больно там у них хороший механизм управления запустили — сам по себе работает сколько лет, скрипит, но не ломается. Правда те, кто этот механизм строил, думали, что им будут пользоваться умные, образованные и богатые люди. А пользуются им мышки со студнем вместо мозгов. Вот и приходится серьезным взрослым людям защищаться в суде от обвинений придурка, который свой член в мясорубку засунул, потому что в инструкции не написано, что в мясорубку нельзя член засовывать.

— Вообще-то, — рассудительно сказал Дима, — придурок, сунувший… э-э… член в мясорубку, на серую мышку не тянет. На придурка — да, а на…

— Ты че-та попутал. Я разве так говорил? Проблема-то не в придурке. Они, убогие, при любом режиме были, есть и будут. Проблема в том, что именно серые мышки сделали возможным то, что высокий, сука, суд всерьез рассматривает такие дела, вместо того, чтобы сразу же вызвать к придурку санитаров. Понимаешь? У мышек голова маленькая, мозги туда не помещаются, поэтому сами думать они не могут, а могут только инструкциями пользоваться. И когда по телику передают ролик о чуваке, который сушил канарейку в микроволновке, мыши начинают волноваться. Они бегут к инструкциям, видят, что в них нигде не написано жирными буквами на полях «Не сушите канареек в микроволновках!» и приходят в ужас. Потому что они сами не сушили своих домашних животных в микроволновках только потому, что это им в голову не приходило. Они это понимают, и они бегут к механизму управления, и тыкают носиками в кнопки, как их учили делать, когда что-то не так. И судья стучит молотком «Виновен!». Но это я отвлекся. У нас, слава КПСС, до такого еще не дошло. Но может однажды дойти, потому что глобализация и американизация и еще всякая «изяйция». И надо бы все это провернуть до того, как мышки к власти придут, а то поздно будет. И, о! Чуть не забыл.

Корвач усмехнулся.

— Еще реклама. Крутить день напролет какую-нибудь мозговую жвачку. «Йогурт „Охренин“ проникает во все кости и укрепляет их сверху до низу.» И чекистов в штатском во все магазины. Как увидят, что кто-то «Охренин» покупает, подходят тихонько и спрашивают, а чего это, мил человек, вы берете и зачем? Если скажет: «Да вот, унитазы он хорошо чистит», — тогда — гуляй, Вася. Даже поощрить как-нибудь можно за нестандартное мышление. А если начнет пургу про укрепление костей нести — тогда хвать его под ручки — и в армию рядовым на всю жизнь. В армии такие нужны — которые верят всему, что слышат. И проблем с призывом не будет и армия сразу боеспособная станет. Прикинь, если вместо школоты всех этих теток, которые иной раз до мордобоя спорят, чем Тайд лучше Ариеля — в форму одеть? Им же даже автоматы давать не надо — они одним только видом так противника деморализуют, что те сами все в плен сдадутся.

— Забавно, — Дима встал, — знаете, я подумал и…

— Да знаю, — Корвач махнул рукой, — если б ты решился, ты бы сразу сказал. Был у тебя такой порыв в первые секунды. А потом ты зассал и начал придумывать причины, чтобы отказаться.

— Вообще-то я и на самом деле…

— Мне неинтересно, что ты там придумал. Живи, как знаешь, я свои услуги никому не навязываю и второй раз предлагать не буду.

Дима почувствовал себя как-то неловко, вроде что-то надо было сказать, но и сказать было нечего. Да и вообще, похоже разговор себя исчерпал. Интересно, на что рассчитывал Вирджил? Что Дима согласится?

— Ну ладно, — Лукшин встал, поправил сползшую кобуру, — спасибо за чай и за беседу.

— А пожалуйста, — Корвач тоже встал, — не жалеешь, что отказался?

— Нет, — соврал Дима, и сразу же понял что Корвача он не обманул. Смутился, и чтобы хоть как-то отыграться, спросил:

— А можно у вас совета попросить… бесплатного?

— Совета? — Корвач хмыкнул, — можно.

— Если я нашел нечто, скажем так, представляющее определенную ценность, но при этом такое, что нельзя просто по объявлению продать, как бы вы мне советовали это нечто в деньги превратить?

Корвач нахмурился:

— А конкретнее? Че ты «нашел» — рыжье, наркоту, оружие?

Дима вздрогнул. Корвач усмехнулся.

— Не пытайся сам ничего толкнуть. Сейчас черного рынка фактически нету, это в девяностые на Рижском ствол чуть не с витрины купить можно было. Сегодня — спалишься однозначно. На бабки кинут — раз, ментам сдадут — два. Рыжье, если не слишком заметное, можешь ювелирам толкнуть попытаться — в мастерские, но это вряд ли. В смысле — не рыжье ты нашел. С наркотой — просто не связывайся. Оружие, если это стволы, можешь мне принести.