Фрэнк Херберт - Зелёный мозг

— Что вы там видите? — послышался голос Фурунео.

Не отводя взгляда от чаши, он слегка повернул голову.

— Здесь внутри Калебанец.

— Мне нужно войти?

— Нет. Скажите вашим людям и будьте наготове.

— Ладно.

Маккай все свое внимание обратил на чашу черпака. В горле у него пересохло. Он никогда не был один в присутствии Калебанца. Эта роль обычно отводилась научным сотрудникам, вооруженным известными лишь посвященным инструментами.

— Я… ах, да, Джордж Маккай, Бюро Саботажа, — сказал он. В чаше произошло какое-то колебание, сразу же за этим движением последовал эффект светящегося значения: «Я принимаю ваше знакомство.»

Маккай поймал себя на том, что вспоминает поэтическое описание Масарарда в «Разговоре с Калебанцем.»

«Кто может сказать, как разговаривает Калебанец?» — писал Масарард. — «Слова их приходят к вам, как манипуляции шеста небес с девятью лентами. Инструкция подсказывает, что такие слова светятся. Я говорю, что Калебанец разговаривает. Когда вам посылаются слова, разве это не речь? Пошлите мне ваши слова, Калебанец, и я расскажу вселенной, как вы разумны.»

Испытав на себе слова Калебанца, Маккай решил, что Масарард — осел с претензиями. Калебанец засветился. Его сообщение запечатлелось в мозгу сенса, как звук, но уши его ничего не слышали. Это был эффект такого же порядка, какой Калебанец проводил и на глаза. Вы чувствуете, что видите что-то, но ваши органы зрения отказываются согласиться с вами.

— Я надеюсь, что мое… что я не побеспокоил вас, — сказал Маккай.

— Я не обладаю тем, что воспринимает беспокойство, — сказал Калебанец. — Вы пришли со спутником?

— Мой спутник снаружи, — сказал Маккай. — Нет никаких причин для беспокойства.

— Приглашаю вашего спутника, — сказал Калебанец.

Маккай поколебался, а потом произнес:

— Фурунео! Давайте, сюда.

Планетарный агент присоединился к ним, согнувшись слева от Маккая в пурпурном полумраке.

— Черт возьми, как на улице холодно, — сказал Фурунео.

— Низкая температура и высокая влажность, — согласился Калебанец. Маккай, который повернулся, чтобы посмотреть, как входит Фурунео, увидел, как из твердой стены рядом с открытым отверстием появилось прикрытие. Ветер и брызги перестали сюда проникать. Температура в шаре начала подниматься.

— Мне уже становиться жарко, — сказал Маккай.

— Что?

— Жарко. Помните совещания? Калебанцы любят, чтобы воздух был жарким и сухим.

Он уже чувствовал, как его сырая одежда начинает прилипать к потной коже.

— Это точно, — сказал Фурунео. — Что происходит?

— Нас пригласили, — сказал Маккай, — Мы не побеспокоили его, потому что у него нет органа, воспринимающего беспокойство.

Он снова повернулся к чашевидному углублению.

— Где он?

— Вот в этой штуке в виде черпака.

— Да… я, уф… да.

— Вы можете обращаться ко мне, называя меня Фанни Мэ, — сказал Калебанец. — Я представляю свой вид и отвечаю требованиям, которые равнозначны для женщины.

— Фанни Мэ, — сказал Маккай с предчувствием бесперспективности беседы. Как можно увидеть это чертово существо? Где у него лицо? — Мой спутник Алехино Фурунео, планетарный агент на планете Сердечность от Бюро Саботажа.

Фанни Мэ? Черт возьми!

— Принимаю ваше знакомство, — сказал Калебанец. — Разрешите ознакомиться с целью вашего визита?

Фурунео почесал за правым ухом: — Как это мы слышим? Он потряс головой: — Я не могу этого понять, но…

— Не обращайте внимания, — сказал Маккай. А сам предупредил себя: «А теперь помягче.» Как надо допрашивать этих существ? Нематериальное присутствие Калебанца, странный способ, которым он воспринимает слова этого существа — все это сочеталось с раздражением, производимым ангеритом.

— Я… мои инструкции, — сказал Маккай, — Я ищу Калебанца, который работает по найму Млисс Абнетт.

— Я принимаю ваши вопросы, — сказал Калебанец. Принимает мои вопросы?

Маккай попытался поворачивать голову из стороны в сторону, надеясь найти угол, под которым он мог бы получить видение того, что могло бы принять узнаваемые субстанции.

— Что вы делаете? — спросил Фурунео.

— Пытаюсь увидеть это.

— Вы ищите видимую субстанцию? — спросил Калебанец.

— Уф-ф, да, — сказал Маккай.

«Фанни Мэ? — подумал он. — Это было подобно первой встрече с планетами Говачии: первый человек Земли встречает первого лягушачьего вида Говачина, а Говачин представляет себя как Уильям. Где это среди девяносто тысяч миров Калебанец выкопал это имя? И почему?»

— Я даю зеркало, — сказал Калебанец, — которое отражает внешнюю проекцию вдоль плоскости существа.

— Мы что, увидим это? — заинтересовался Фурунео. — Никто никогда не видел Калебанца.

— Ш-ш-ш.

Полуметровый овал, из чего-то зеленого, синего и розового, не имеющий видимой связи с пустотой присутствия Калебанца, материализовался над гигантской чашей.

— Думайте об этом, как о сцене, на которой я представляю собственное я, — сказал Калебанец.

— Вы что-нибудь видите? — спросил Фурунео.

Зрительные органы Маккая ощутили ограничительные линии, чувство отдаленной жизни, чьи бесплотные ритмы танцевали внутри цветного овала, как море, ревущее в пустой ракушке. Он вспомнил о своем одноглазом друге и трудности сфокусировать внимание одного глаза без риска быть втянутым в свободное пространство. Почему бы этому чертову дураку просто не купить себе новый глаз? Почему бы…

Он сделал глотательной движение.

— Это самая удивительная вещь, которую я когда-либо видел, — зашептал Фурунео — Вы видите ее?

Маккай описал свое зрительное ощущение.

— Это то, что видите вы?

— Скорее догадываюсь, чем вижу, — сказал Фурунео.

— Попытка видимого изображения не получается, — сказал Калебанец. — Вероятно, я использую недостаточную степень контрастности.

Думая, не ошибается ли он, Маккай понял, что заметил печальное настроение в словах Калебанца. Возможно ли, что Калебанцам не нравится то, что их нельзя увидеть?

— Это чудесно, — сказал Маккай. — Сейчас мы можем обсуждать Калебанца, который…

— Вероятно, внешний облик не связывается, — сказал Калебанец, прерывая. — Мы входим в состояние, для которого не существует лекарств. Это равносильно тому, «Как спорить с ночью», как говорят вам ваши поэты.

Ощущение огромного вздоха вылетело от Калебанца и прошло над Маккаем. Это была печаль, огненная обреченность мрака. Он подумал, что, может быть, не сработало воздействие ангерита. Сила эмоций принесла с собой ужас.

— Вы чувствуете это? — спросил Фурунео.

— Да.

Маккай почувствовал, что глаза ему жжет. Он заморгал, различая элемент цветка, плавающий в овале — ярко красный, на фоне пурпура комнаты, а внутри него переплетались черные прожилки. Медленно он распускался, закрывался, распускался. Он хотел дотянуться, потрогать его горстью сострадания.