Нэнси Кресс - Самая знаменитая девочка в мире

— Где… как ты…

— Ну, тебя-то всегда легко найти, помнишь? Это меня трудно обнаружить.

Люси спросила:

— Тебя сейчас ищут, Кира?

Кира. Люси слишком скоро привыкла к новой гражданской формальности. Дети Лема и Робина должны бы называть ее мисс Ланден или мэм.

— О, наверное, — отвечает Кира. — Но если они покажется, я просто скажу им, что мой слуховой имплант снова испортился.

Она опустилась в кресло, которое любезно изогнуло себя под ней. Он такого у меня тоже до сих пор мурашки, но Кира, похоже, не против.

Мы уставились друг на друга, две древние леди в комфортабельных мешковатых одеждах, а я вдруг увидела ее двадцатишестилетней кричаще одетой любовницей вражеского генерала. Каждая деталь в зимнем воздухе резко выделялась: синий спортивный костюм с двойным рядом крошечных зеркал, нашитых спереди, асимметричная прическа цвета золотых листьев. Это случалось со мной все чаще и чаще. Прошлое гораздо яснее настоящего.

Люси сказала:

— Я приготовлю чай, хорошо?

— Да, дорогая, пожалуйста, — ответила я.

Кира улыбнулась.

— Она кажется добрым человеком.

— Слишком добрым, — сказала я без объяснения. — Кира, почему то здесь? Тебе снова надо прятаться? Наверное, это не самое лучшее место.

— Нет, я не прячусь. Они либо ищут меня, либо не ищут, но мне кажется, что уже нет. У них и так руки заняты «Селадоном».

«Селадон» — это вызывающе новая международная космическая станция. Когда я впервые услышала это название, я подумала, почему так странно назвали космическую станцию? Но оказалось, что это фамилия какого-то инженера, который изобрел такие дешевые ядерные устройства, что можно легко перемещать грузы на орбиту с Земли и обратно. И переместили прорву всего. Станция все еще растет, но является домом ста семидесяти ученых, техников и администраторов. Плюс, теперь, и двух пришельцев.

Они появились в солнечной системе два месяца назад. Вспыхнули обычные тревоги, но бунтов не было, по крайней мере в Соединенных Штатах. Люди пристальнее следили за своими детьми. Но теперь у нас уже была космическая станция, место для контакта с пришельцами без того, чтобы им надо было приземляться. И, возможно, Новая Цивилизованность (именно так, с заглавных букв, писали о ней журналисты) тоже внесла свое. Я не могу судить. Но пришельцы провели примерно месяц, переговариваясь с «Селадоном», а потом высадились на борт, а несколько отобранных людей перешли на борт их родного судна, и все стало напоминать вечеринку с чаепитием, подкрепленную службой безопасности сокровищницы транснационального банка.

Кира смотрела на меня.

— Ты не много времени уделяешь возвратившимся пришельцам, не так ли, Эми?

— Фактически, совсем не уделяю.

Я подобрала свою вышивку и принялась за работу.

— Ты переключилась, правда? Ведь обычно ты интересовалась политикой, а я нет.

Казалось странным так говорить, имея в виду ее карьеру, но я не стала спорить.

— Как ты, Кира?

— Старею.

— О, да. Я знаю, каково это.

— А твои дети?

Я заставила себя вышивать.

— Робин погиб. Попал в перестрелку. Его прах погребен здесь, под тем лиловым деревом. Люси ты видела. У Лема с женой все прекрасно, у их двоих детей и троих моих правнуков.

Кира кивнула без удивления.

— У меня трое приемных детей, двое внуков. Чудесные дети.

— Ты снова замужем?

— Поздний брак. Мне было шестьдесят пять, Билли — шестьдесят семь. Парочка сгорбленных седых новобрачных с артритом. Но у нас было десять хороших лет, и я благодарна за них.

Я поняла, что она имеет в виду. Под конец становишься благодарным за все добрые годы, независимо от того, что было потом. Я сказала:

— Кира, я все еще не понимаю, зачем ты здесь. Конечно, мы тебе рады, но все-таки — почему сейчас?

— Я скажу. Я хочу знать, что ты думаешь о пришельцах, высадившихся на «Селадоне»?

— Ты могла бы связаться по комлинку.

На это она ничего не ответила. Я продолжала шить. Люси принесла чай, разлила, и снова ушла.

— Эми, я действительно хочу знать, что ты думаешь.

Она говорила серьезно. Это было важно для нее. Я поставила чашку.

— Хорошо. По понедельникам я думаю, что они совсем не на «Селадоне» и все это придумало правительство. По вторникам я думаю, что они здесь, чтобы сделать именно то, что кажется на первый взгляд: установить контакт с людьми, и впервые они считают, что это для них безопасно. Другие три раза мы встречали их солдатами и бомбами, со страхом того, что они высадятся на нашей планете. Теперь есть место для взаимодействия, не подходя чересчур близко, и мы не визжим на них в панике, а они ждут установления торговых и/или дипломатических отношений. По средам я думаю, что они как черви прогрызают дорогу к нашему доверию, собирают знания о нашей технологии, чтобы потом нас поработить или уничтожить. По четвергам я думаю, что они пришельцы, они чужие, и как мы можем хотя бы надеяться понять их резоны? Они не люди. По пятницам я надеюсь, по субботам впадаю в отчаянье, а по воскресеньям я беру выходной.

Кира не улыбнулась. И я вспомнила в ней это: у нее не слишком развито чувство юмора. Она сказала:

— А зачем они брали меня и мальчика-кикуйю в свои корабли, как ты думаешь?

— По понедельникам…

— Я серьезно, Эми!

— Как всегда. Ну, хорошо, я предполагаю, они просто хотели узнать нас, поэтому выбрали двух растущих представителей и забрали к себе, чтобы вытащить все секреты наших физических тел для будущего использования. Они могли даже взять пробы твоей ДНК, ты же понимаешь. Ты никогда не промахивалась. На какой-нибудь далекой планете могут бегать маленькие, выращенные в культуре клеток Киры. Или, сейчас, не такие уж и маленькие.

Но Киру не интересовали возможности генетической инженерии.

— Мне кажется, я понимаю, почему они явились.

— Понимаешь? — Однажды она сказала мне, что пришельцы прибыли только для того, чтобы разрушить ее жизнь. Но такого рода заблуждения только для молодых.

— Да, — ответила Кира. — Я думаю, они явились сюда, не сознавая причины. Они просто явились. Кроме всего прочего, Эми, когда я об этом думаю, я не могу реально объяснить, почему я делала половину всего в своей жизни. В то время это казалось доступным курсом действия, поэтому я так и поступала. Почему пришельцы должны быть иными? Можешь ты сказать, что по-настоящему понимаешь, почему поступала так, а не иначе, всю свою жизнь?

Могу ли я? Я задумалась.

— Да, Кира. Я думаю, что могу так сказать, очень даже могу. Я не говорю, что мои резоны были хороши. Но они были постигаемы.

Она пожала плечами.

— Значит, ты отличаешься от меня. Но я скажу тебе вот что: любой план правительства для обращения с пришельцами не сработает. И знаешь, почему? Потому что это будет один план, один набор подходов и процедур, и очень скоро что-то изменится на Земле, на «Селадоне» или у пришельцев, и тогда план перестанет срабатывать, а все отчаянно будут пытаться заставить его работать. Они будут пытаться остаться в состоянии контроля, но по-серьезному никто ничего не может контролировать.