Станислав Михайлов - Эра воды

Как бы там ни было, ничего нового проекция Боннской медицинской богини не сообщила. Значит, про живот можно забыть, побурлит и пройдет.

— Эй, робот! — Окликнул я белый параллепипед, безжизненно замерший невдалеке. — Ремонтный робот! Рембот! Аварийная ситуация!

Признаю, обманул, но цель оправдывает средства, к тому же, ни на какие другие крики, кроме «Авария!», он, похоже, не обращал внимания. Что-то на роботе мигнуло, и стало понятно, он готов слушать.

— Робот, ты меня слышишь? — спросил я не слишком деликатным тоном, но, честно сказать, этот кибермонстр уже достал игнорировать.

— Да, я вас слышу.

— Почему не отозвался сразу?

— Отсутствовала команда активации или приказ.

— Команда активации? Какая?

— Настраиваемая команда активации. По умолчанию установлен кодовый набор слов «Активируйся».

— Это одно слово.

Робот промолчал.

— Я спрашиваю, ты понимаешь, что это одно слово?

— Да, понимаю.

— Почему тогда сказал «кодовый набор слов», если оно одно?

— Предполагается, что в качестве кодового набора могут быть использованы несколько слов.

— Но сейчас-то установлено одно?

— Да, одно.

— Ну и как это понимать?!

Робот снова промолчал. Я начал злиться на него и на себя за то, что докопался до него, но все равно накричал:

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Вопрос непонятен или является риторическим. Вы можете перенастроить диалоговую систему в соответствии со своими требованиями. Рассказать подробнее?

Я закатил глаза. Наверное, это нервы, иначе с чего меня понесло. Ну да, нервы. Не каждый день разбиваешься на турболете, оказываешься под землей на глубине сколько-то метров, кстати, интересно, сколько именно, с раненым товарищем и тупым роботом, да еще на Марсе.

— Не надо. Лучше дай мне обзор тех своих возможностей, которые могут нам пригодиться при исследовании ледяных пещер. Можешь покопаться в памяти?

Робот ответил сразу:

— Системы навигации, поиск пути, картирование, наблюдение за состоянием окружающей среды, форсирование препятствий, разведка труднодоступных участков, наведение переправ, подъем и транспортировка грузов, коммуникация в районах с серьезно осложненной радиосвязью, детальное радиолокационное зондирование…

— Стоп. Погоди-ка. Вот последнее, это что такое?

— Планетофизический метод подповерхностного радиолокационного зондирования горных пород. Особенно эффективен при просвечивании льдов и пресной воды, поскольку пресная вода обладает высокой диэлектрической проницаемостью. Глубинность зондирования в этих случаях может достигать нескольких сотен метров…

— Понятно, не продолжай — прервал я робота, вспомнив лекции по планетофизике и кое-какие работы по картированию ганимедийских ледников, с которыми знакомился на кафедре чуть больше года назад, перед отлетом в систему Юпитера.

— Аналитические исследования провести можешь? Многофакторный анализ, все такое? — попытался я нащупать другую грань возможностей ремонтного бота.

— Требуется постановка задачи.

Я задумался. В том, чтобы правильно сформулировать задачу, уже заложена половина решения. Так что же мне надо? Выбраться на поверхность живым и невредимым, используя имеющиеся в нашем распоряжении средства. Окружающую обстановку пусть анализирует сам. И чтобы информация о подземелье не пропала впустую, пусть все регистрирует, потом будет интересно посмотреть, авось выкопается парочка открытий. Самое странное пусть докладывают незамедлительно. Ну вот, как-то так я и изложил свои мысли роботу.

Тут же два модуля отделились от него и, как многоножки, побежали в темноту.

Два оставшихся принялись нарезать круги по стенам, полу и своду пещеры.

— Что они делают?

— Модули выполняют работы по радиолокационной томографии.

— Они скажут, как глубоко мы провалились?

— Расстояние до дневной поверхности от восьми до тридцати трех метров. Кровля неустойчива, сильная трещиноватость, бурение не рекомендуется, плавление не рекомендуется.

Оперативность робота произвела на меня впечатление. Забывшись, я попытался оттереть пот со лба, но перчатка стукнулась о шлем. Впрочем, климат-система скафандра прекрасно справилась сама.

— А почему такая большая погрешность?

— Неопределенность в значении диэлектрической проницаемости и неоднозначность решения обратной задачи. Расчет выполнялся, исходя из наиболее вероятных моделей. Крайние величины: восемь и тридцать три метра, среднее значение — двадцать метров семьдесят пять сантиметров.

Чтобы не сидеть без дела, я попросил рембота показывать все, что видят его модули. Посреди пещеры появились светящиеся стереоизображения маленьких пещерок, и я понял, почему он послал два модуля: метрах в пятидесяти от места аварии находился грот, из которого вели, помимо нашего, еще два выхода. Пещера разветвлялась, и робот знал это до моего приказа, каков молодец.

Третья объемная проекция рисовала карту подземелья, довольно быстро разрастающуюся по мере продвижения модулей. На четвертой, более крупной, показывалось положение турболета относительно предположительной поверхности Марса. Он вошел в грунт под небольшим углом и, видимо, проломил тонкий слой покровных отложений, под которыми выросла, подобно карсту в земных карбонатах, ледяная полость. Выросла миллионы лет назад и дождалась нас. Вероятно, мы пролетели сквозь нее по инерции еще несколько десятков метров, прежде чем пробили лбом дыру в соседнюю пещеру, где и остановились. Сотрясение оказалось достаточно сильным, чтобы порода позади рухнула, закрыв выход и придавив хвост нашему чудесному аппарату.

Свои огромные крылья он потерял еще в воздухе, они просто-напросто отвалились, когда это неповоротливое убожество инженерной мысли не смогло увернуться от пыльного дьявола. Двухкилометровый смерч закрутил турболет, как осенний лист, хорошенько прижарил молниями, а потом оборвал ему крылышки. Я видел, как это было, видел во внутренней трансляции, когда мы падали. Наверное, со стороны зрелище тоже выглядело захватывающим. Они сломались пополам, наши крылья, потом еще на несколько частей, и ветер унес их в таинственную пыльную даль. Планировали мы уже на обрубках, хотя, если честно, меньше всего дальнейший полет был похож на планирование. По-моему, эта фигура высшего пилотажа называется «штопор». Будь гравитация мощнее и лети мы прямо в землю, а не по более-менее пологой спирали, подкрученные смерчем, не осталось бы от нас и мокрого места, но сила тяжести на Красной планете где-то посередине между Ганимедом и матушкой, чуть больше, чем треть земной. Это нас, наверное, и спасло, если, конечно, не верить в чудо.