Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Невероятно гостеприимные, они подыскали прибывшему с Земли шпиону даму для времяпровождения. Тогда Мюллер и понял, в какой степени относительны все понятия. В этой деревушке была пара женщин, которые будучи весьма и весьма упитанными, расценивались согласно местным критериям как худые, хотя и превышали в несколько раз норму, принятую у него на родине. Локитяне не представили ему ни одну из них — этих жалких недоразвитых стокилограммовых пышек. Вероятнее всего, принципы гостеприимства не позволяли этого. Они наградили Мюллера светловолосой исполиншей с грудями как арбузы и ягодицами, напоминающими горы подрагивающего мяса.

В любом случае это было незабываемым впечатлением.

Сколько же существует самых разных миров! Мюллеру никогда не надоедали путешествия. Занятия хитрыми политическими махинациями он оставлял таким людям, как Бордман, он сам, если возникала в том необходимость, тоже мог быть достаточно хитрым в той степени, в какой это пристойно государственному деятелю. Самого себя он воспринимал скорее как исследователя-путешественника, чем как дипломата. Он дрожал от холода в метановых озерах, задыхался от жары в пустынях — Сахара им слабо соответствовала — пересекал с кочевыми повозками фиолетовые равнины в поисках отбившихся от стада одомашненных членистоногих животных. Он счастливо выкарабкался из крушения звездолета в одном из безвоздушных миров — даже такое с ним приключилось, поскольку и компьютеры иногда ошибаются. Он видел медные обрывы планеты Дамбалла высотой девяносто километров, плавал в озере гравитации на планете Мордред. Спал на берегу ручья, радужно меняющего свой цвет, под небом с тремя яркими солнцами и ходил по мостам из хрусталя на планете Процион XIV. Он мало о чем сожалел.

И теперь, притаившись в центре лабиринта, он смотрел на экран и ждал, пока этот чужак не приблизится к нему. Оружие, маленькое и холодное, притаилось в его руке.

Полдень наступил быстро. Раулинс подумал, что поступил бы вернее, если бы послушался Бордмана и переночевал в лагере, а не отправлялся бы сразу на поиски Мюллера. Достаточно трех часов глубокого сна, чтобы мозг отдохнул, и ему было бы совсем хорошо. Теперь же у него не было возможности вздремнуть. Сенсорные устройства сообщили ему, что Мюллер где-то неподалеку.

Неожиданно к мучившим его проблемам морального характера прибавилось отсутствие обыкновенного мужества.

До сих пор ему не приходилось заниматься ничем столь ответственным. Он получал образование, выполнял свои повседневные обязанности в бюро Бордмана, время от времени улаживал кой-какие деликатные делишки. Он думал, что еще и не приступил к настоящей карьере, что все это лишь вступление. Ощущение, что он все еще стоит на пороге будущего, оставалось и сейчас, и все же он знал, что наконец-то этот порог переступил. Это уже не стажировка. Высокий, светловолосый, молодой Нед Раулинс, сообразительный и честолюбивый, приступил к операции, которая — вот здесь Чарльз Бордман не так уж и преувеличивал — могла в определенной степени повлиять на ход истории!

Дзинь!

Он огляделся. Сенсорные устройства не подвели. Из тени перед ним выступил силуэт мужчины — Мюллер.

Они остановились друг против друга на расстоянии двадцати метров. Раулинсу Мюллер запомнился гигантом, и он поразился, увидев, что этот мужчина немногим выше двух метров, а значит, чуть выше его. Одет он был в темный поблескивающий комбинезон. Лицо его в освещении начинающихся сумерек напоминало чередование плоскостей и выступов, сплошные горы и долины. На его ладони лежал аппаратик размером не больше яблока, при помощи которого он уничтожил робота.

Раулинс услышал тихий, звенящий голос Бордмана:

— Подойди поближе. Делай вид, что ты робкий, неуверенный, дружелюбный и очень проголодавшийся. И держи руки так, чтобы он все время мог их видеть.

Раулинс послушно шагнул вперед. Остановлюсь, когда увижу результаты своего приближения к Мюллеру, подумал он. До чего сияет и притягивает взгляд этот шарик, который Мюллер держит на манер гранаты. Когда расстояние уменьшилось до десяти метров, он ощутил эманацию. Да, вне сомнения. В конце концов выдержать можно, если расстояние между ними не уменьшится.

Мюллер заговорил:

— Чего вы…

Это прозвучало хрипло, напряженно.

Он замолчал и залился краской, явно силясь заставить свою гортань работать как следует. Раулинс прикусил губу. Одна его щека еле заметно подергивалась.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Мюллер голосом глубоким, естественным, полным сдерживаемого раздражения.

— Я хочу просто поговорить. Правда. Я не хочу причинить вам никаких хлопот, мистер Мюллер.

— Ты меня знаешь?

— Разумеется. Ричарда Мюллера знают все. Ну, понимаете, вы были героем Галактики, когда я ходил в школу. Мы писали сочинения о вас. Рефераты. А мы…

— Вон отсюда! — Мюллер снова кричал.

— …я и мой отец, его звали Стивен Раулинс. Я вас знаю давным-давно…

Черное яблоко в руке Мюллера поднялось выше. Маленькое квадратное окошечко было перед ним. Раулинс вдруг вспомнил, как внезапно прервалась связь с тем роботом.

— Стивен Раулинс? — рука Мюллера опустилась.

— Это мой отец. — Пот тек у Раулинса по спине. Испаряясь, он образовывал облачко над его плечами. А значит, эманация все сильнее: как будто за пару минут произошла настройка на нужную длину волны. Какая мука, печаль, ощущение, что уютная лужайка превращается неожиданно в зияющую пасть.

— Я давно познакомился с вами, — повторил Раулинс. — Вы тогда как раз вернулись с… сейчас, сейчас… вроде бы с планеты 82 Эридана… Вы были сильно загоревший, чуть ли не обгоревший. Мне тогда было, кажется, лет восемь, вы меня подняли и подбросили к потолку. Правда, вы тогда отвыкли от земного притяжения и подбросили меня слишком сильно, так что я стукнулся об потолок головой и расплакался, и вы мне дали игрушку, чтобы я успокоился… Маленький такой коралл, меняющий цвет…

Мюллер опустил руку. Яблоко исчезло в складках его комбинезона.

— Как же тебя зовут? — произнес он сдавленным голосом. Фред, Тэд, Эд… Ну да, Эд. Эдвард Раулинс.

— Позже меня стали называть Нэдом. Так вы меня помните?

— Немножко. Твоего отца я помню значительно лучше. — Мюллер отвернулся и раскашлялся. Затем сунул руку в карман и подставил голову свету заходящего солнца, который неприятно задрожал на его лице, окрасив его в темно-оранжевый цвет. Потом нервно погрозил пальцем: — Уходи, Нед! Передай своим приятелям, что я не желаю, чтобы они мешали мне тут. Я тяжело болен и должен находиться один.

— Больны?

— Это какая-то таинственная гангрена души. Послушай, Нед, ты чудный, симпатичный мальчик. Я от всего сердца люблю твоего отца, если ты не соврал мне, говоря, что он — твой отец. И поэтому я не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Ты сам об этом пожалеешь. Я тебе не угрожаю, я просто констатирую факты. Так что уходи. И как можно дальше.