Жан ля Ир - Иктанэр и Моизэта

Что касается сообщений между сушей и подводными станциями, то это производилось следующим образом.

Подчиненные монахи были расселены по берегам различных морей земного шара. Двое их были в Алгезирасе. И когда эти сухопутные шпионы имели что-нибудь сообщить, то один из них ночью отправлялся на берег моря, где в каком-нибудь уединенном месте, в природном или искусственном тайнике, хранился полный водолазный костюм. Шпион надевал его и спускался в море. По дну он шел до определенного места, где в особом гальванированном, прикрепленном ко дну моря ящике находился специальный передаточный телефонный аппарат. Здесь он отправлял свое сообщение, которое по свойственной жидким элементам передаточной силе, доходило и отражалось на приемных аппаратах станций. Исполнив свое дело, шпион выходил из моря, прятал в тайнике водолазный прибор и возвращался в свое сухопутное жилище, где он выдавал себя за какого-нибудь бедного ремесленника.

Таким-то образом и были устроены и действовали эти подводные станции, существование которых, когда его обнаружил Сэверак, не знавший, впрочем, их местонахождений, до такой степени поразило весь мир.

Итак, около шести часов утра 15-го мая Иктанэр сидел в подводной станции на дне Гибралтарского пролива, как вдруг раздался звонок.

— Наконец-то! — проговорил дежуривший здесь же брат, поворачивая рычаг записывающего аппарата.

Иктанэр поднял голову и с беспокойством сталь смотреть на трубу фонографа, как будто глаза его раньше ушей могли схватить ожидаемую весть.

И фонограф произнес следующие фразы:

— «Решение всемирного конгресса. Текст, разосланный по всей земле, получен и опубликован гибралтарским губернатором в 5 ч. 50 мин. утра».

Последовало минутное молчание, и затем тот же голос, словно с усиленной звучностью произнес:

— Державы подчиняются и принимают условия ультиматума. Командир японского истребителя «Киджа» уполномочен разыскать Иктанэра и установить вместе с ним условия заключения мирного договора».

Иктанэр выслушал это, затаив дыхание и не шевельнувшись ни единым мускулом; но едва фонограф кончил говорить, как он вскочил и с радостным криком бросился вон из кабинета. Последовавший за ним монах был не в таком восторге и не забыл обычных необходимых манипуляций. В кабинете, выходящем прямо в море, Иктанэр дрожал от нетерпения, пока брат одевал свой скафандр. Время ему казалось идет ужасно медленно и тогда, когда через огромные краны морская вода быстро хлынула и наполнила внутренность этой кабины.

Наконец кабина наполнилась до верху, и брат открыл дверь. А две минуты спустя Иктанэр, прильнув к своему «Торпедо», одним взмахом поднялся на поверхность моря и стремглав понесся прямо в Марсель.

Моизэта! Ему возвращают его Моизэту!

Вдруг, когда он, скользя по поверхности моря, огибал в какой-нибудь миле расстояния западный берег острова Ибицы (самый южный в Балеарском архипелаге), он увидел вдали перед собой поднимавшийся к небу пароходный дым. Минутой позже он рассмотрев на фоне этого дыма белое пятно. Было не трудно определить, что это был флаг, развевавшийся на вершине мачты. В то же самое время он успел рассмотреть и фигуру судна; то был истребитель миноносцев. В одну минуту он погрузился на четыре метра и приблизился к судну: потом, освидетельствовав его; он убедился, что истребитель был японский. Впрочем об этом говорил и другой флаг, развевавшейся на мачте.

Тогда он дал «Торпедо» сделать скачок над поверхностью моря, чтобы предупредить о своем присутствии.

Почти в ту же минуту истребитель остановился и выкинул большую сигнальную цепь, всю целиком состоявшую из белых флагов: знак полного мира.

Иктанэр оставил «Торпедо» скользить по волнам, а сам крикнул:

— Эй, истребитель! Как имя?

— «Киджи»! — ответил ему хриплый, но сильный голос. — Вы — Иктанэр?

— Да, это — я!

— Вы знаете ответ держав на ваш ультиматум?

— Знаю.

— Согласны вы подняться на судно, чтобы договориться относительно мира с делегатом конгресса, адмиралом Окошимой?

— Согласен.

— Как вы поступите с «Торпедо»?

При этом неожиданном вопросе Иктанэр заколебался. Было ли это предчувствие или подозрение? Но он откинул первоначально явившуюся ему мысль поднять «Торпедо», как простую лодку, на палубу «Киджи».

Почему он отказался от этой мысли? Этого он не мог бы сказать сам, может быть инстинктивно.

Как бы то ни было, но после паузы Иктанэр ответил собственным вопросом.

— А когда я буду на палубе, то «Киджи» останется на месте или возьмет курс в Марсель?

На этот раз заколебаться была очередь японцу. И после минутного соображения он ответил:

— Это — как вы хотите. Распоряжайтесь сами!

С доверчивостью Иктанэр крикнул:

— Тогда пусть «Киджи» остается на месте! Заключив мир, я вернусь в море и с моим «Торпедо» провожу вас до Марселя.

— Пусть будет по-вашему! — отвечал тот же хриплый голос.

Едва произнесены были эти слова, как Иктанэр с поразительной быстротой погрузился в море и по диагонали устремился к хорошо известным ему подводным глубинам острова Ибицы. Там он поставил «Торпедо» в одном из углублений среди скал и затем с возможной быстротой один вернулся вплавь к «Киджи». О своем возвращении он крикнул и сейчас же вступил на порог сходней.

На палубе его ожидал в парадной форме адмирал Окошима. С веселым духом и сердцем, с протянутой адмиралу рукой Иктанэр сделал первые шаги.

Но веревки уже притянули ему руки к телу и опутали ему ноги… Он взревел, мускулы его были бессильны, и веревки ему неподдавались.

Пять минут спустя, его снесли в небольшую каюту с совершенно голыми стенами. Немного света проникало в нее через крохотный люк.

Иктанэра положили на пол, и пред ним на страже стал с широким кинжалом в руках японец-матрос.

Иктанэр думал, что его собираются убить. Матрос что-то громко сказал, и ему ответили извне. Тогда он нагнулся над пленником и ловким ударом ножа разрезал связывавшие ему ноги веревки, так что у Иктанэра оставались не освобожденными лишь руки, сцепленные легкими кандалами за спиной.

И раньше, чем пленник мог сообразить, что с ним делают, матрос одним прыжком выскочил из каюты, металлическая дверь которой захлопнулась со звоном.

Иктанэр поднялся на ноги. Не успел он придти в себя от изумления, как увидел, что через два отверсия в стене в каюту ударили струи воды, и вскоре все его помещение наполнилось водой, в которой он мог хоть со связанными руками подвигаться, оставаясь таким образом в необходимой для него стихии.