Николай Томан - Накануне катастрофы

— «Эн-Джи»?.. — удивилась Керри. — Я ведь слышала что-то об этом от дяди. Это «Эн-Джи» связано каким-то образом с катастрофой, происшедшей на базе тяжелых бомбардировщиков, начальником которой был мой дядя, подполковник Джессеп. Ну, а что еще удалось перевести?

— Еще? Возглас азартного картежника — «Ва-банк»! Видно ваш сосед был заядлым игроком. Это восклицание, правда, произносил он в каком-то странном сочетании с другими словами. Нечто вроде того: «Ва-банк покажет еще, на что он способен!» Я даже подумал, может быть, «Ва-банк» — это имя какое-то.

— Ва-банк, ва-банк… — задумчиво повторила несколько раз Керри. — Так ведь это же кличка знаменитого в свое время не то разведчика, не то диверсанта, который оскандалился в одной из стран народной демократии! Наше правительство имело тогда из-за него большие неприятности. Я хорошо помню, как об этом писали почти все наши газеты года три или четыре назад. Я даже фамилию его припоминаю. Дэвис, кажется…

Керри задумалась и нервно стала барабанить пальцами по столу.

— А что если мой исчезнувший сосед Гровер и есть этот Дэвис? — вдруг торопливо заключила она. Вы мне непременно принесите завтра блокнот с переводом. И магнитофон сохраните, он нам может еще пригодиться. А я постараюсь разыскать дядю и узнать у него, что такое это «Эн-Джи».

— Раньше я думал, что вы случайно избрали себе профессию журналистки, — печально проговорил Джонни, — но теперь вижу, что это ваше настоящее призвание, ибо в вас вселен тот самый дух беспокойства, которым одержимы все настоящие журналисты.

— Вы это в упрек мне говорите или в похвалу? — улыбаясь, спросила Керри.

— Я и сам не знаю, огорчаться мне или радоваться этому, — растерянно проговорил Джонни.

КЕРРИ, может быть, и не приступила бы к поискам своего дяди так скоро, если бы утром на следующий день не произошел совершенно неожиданный для нее разговор с редактором ее газеты Чарльзом Каннингом.

— Слушайте, Керри, помните вы мне рассказывали что-то о вашем дяде, подполковнике Джессепе? — спросил Чарльз Каннинг, пристально глядя на девушку добрыми глазами.

— Да, мистер Каннинг, помню.

— А не могли бы вы познакомить меня с ним?

— Но ведь вы же сами тогда отказались от его информации, — удивилась Керри.

— Тогда я еще не знал некоторых подробностей происшествия на базе тяжелых бомбардировщиков, начальником которой был ваш дядя. А теперь мне известно кое-что.

— Что же именно, мистер Каннинг? — заинтересовалась Керри.

— Похоже, что взрыв там действительно произошел не в результате несчастного случая, как думали некоторые, и не по злому умыслу солдат-негров, как уверяли военные власти.

— А почему же? — нетерпеливо спросила Керри, которую всегда немного раздражала манера Чарльза Каннинга «выматывать душу» неторопливостью рассказа.

— Точно, видите ли, дорогая Керри, никто не знает ничего определенного. Однако из достоверных источников мне стало известно, что там произошло нечто очень серьезное. Вот я и решил в связи, с этим, что дядя ваш, подполковник Джессеп, мог бы нам, пожалуй, рассказать кое-что интересное. Как вы смотрите на то, чтобы пригласить его к нам в редакцию?

— Но ведь вы же боитесь неприятностей со стороны военного министерства, — усмехнулась Керри. — А дядя расскажет нам, наверно, такую историю, разоблачение которой едва ли понравится военному министерству.

— Ничего, Керри, — спокойно отозвался редактор «Прогресса», — пусть он только расскажет нам ее, а уж мы постараемся и миру о ней поведать, и самим не пострадать.

Чарльз Каннинг действительно умел так подать многие разоблачительные материалы, что к нему очень трудно было придраться и обвинить в нелойяльности. Керри только не знала, чем считать это — проявлением хитрости, осторожности или трусостью, боязнью вступить в открытый бой?

— Хорошо, — сказала Керри, — я попробую разыскать его.

Но разыскать бывшего подполковника Джессепа оказалось не так-то просто. Керри знала, что жена дяди умерла уже несколько лет назад и теперь у него никого, кроме взрослой дочери, не было. «Где ему быть, как не у дочери», — решила Керри и направилась к двоюродной сестре своей Минни.

Минни с дочкой Пегги и мужем Гарри Крейджем, служащим какого-то государственного учреждения, проживали в маленьком домике в пригороде Уайтхауса, и Керри пришлось попросить у редактора машину, чтобы добраться туда. Она сама села за руль и через сорок пять минут была уже в домике Крейджей.

Ни Пегги, ни Гарри в это время не было, и Керри могла поговорить с двоюродной сестрой без помех. Они не очень-то дружили не только потому, что Минни была почти на десять лет старше Керри, но и по той еще причине, что круг их интересов был различен. Встречались в связи с этим очень редко, большей частью случайно и было неудивительно, что приезд Керри встревожил Минни.

— Случилось что-нибудь? — испуганно спросила она, не ответив даже на приветствие Керри.

— Ничего не случилось, Минни. С чего это ты решила?

— Ах, Керри, — дрогнувшим голосом проговорила Минни, — я так беспокоюсь за папу.

— А что с ним такое? — насторожилась Керри.

— Не знаю… Просто он исчез куда-то. После увольнения из армии он вообще стал очень странным. Запил, говорит бог знает что, а на прошлой неделе вообще исчез…

— Как исчез?! — воскликнула Керри.

— Ушел и не вернулся, — всхлипывая, проговорила Минни. — И знаешь, я опасаюсь самого худшего…

— Чего же именно?

— Его могли арестовать.

— Почему ты так думаешь?

Минни долго молчала, опустив глаза, потом вдруг разрыдалась. Керри поспешила на кухню и принесла ей стакан холодной воды. Успокоившись, Минни огляделась по сторонам и прошептала:

— Боюсь, что это Гарри донес на него. Только ты, пожалуйста, не осуждай его… Он ведь на государственной службе, и у них сейчас идет новая проверка лойяльности. Ты сама знаешь, что это такое, а ведь у нас семья и почти никаких сбережений. Да и потом папу ведь все равно бы арестовали и уж тогда бы нам не сдобровать…

Да, Керри знала, что такое «проверка лойяльности». Согласно положению об этой проверке заподозренным в нелойяльности мог быть всякий, кто, по мнению комиссии, проводящей проверку, сочувствует или когда-либо сочувствовал коммунизму, относится или когда-либо относился сочувственно к лицам, которые якобы сочувствовали коммунизму. Мало того — одного только общения с этими людьми или проявления чрезмерной словоохотливости в их присутствии было достаточно, чтобы оказаться зачисленным в «нелойяльные» со всеми вытекающими из этого последствиями.