Генри Олди - Шерлок Холмс против марсиан

– О какой подмене вы говорите, сэр? – изумился капитан. – Здесь все по-прежнему. Щупальце на месте. Мы с вами ходили взглянуть на трупы марсиан, чтобы сравнить их щупальцы и этот обрубок. Мы убедились, что они идентичны. Это щупальце марсианина.

Холмс долго и очень внимательно смотрел на капитана, а затем быстро нагнулся и посветил фонарем под стол. Разумеется, там было пусто. Еще пару минут мой друг потратил, обыскивая подвал, но кроме нас и мертвых марсиан никого не обнаружил. Приоткрыв дверь, он выглянул на лестницу. При этом дверь заскрипела столь отчаянно, что не осталось сомнений: рискни кто-нибудь тайком проникнуть в подвал, мы бы услышали его за милю.

– Ваше мнение, Ватсон? – спросил Холмс.

Я пожал плечами:

– Мне нечего добавить к словам капитана. Щупальце на месте, ничего не пропало. Не понимаю, что вас обеспокоило.

– Взгляните на него, прошу вас. Оно такое же, как было раньше? Или в нем что-то изменилось?

Я пригляделся, поднеся свечу к обрубку:

– Кажется, есть мелкие перемены. Но я не уверен… Я вроде бы припоминаю, что оно было толще… с присосками… Но нет, это вряд ли! Откуда у марсиан присоски? – я распрямился, морщась от гнилостной вони. – Простите, Холмс, у меня мутится в голове. Должно быть, от смрада.

– А что насчет смрада, который вы упомянули?

– Как и прежде, отвратителен! – я не сумел сдержать раздражения. – Он усиливается, Холмс!

– Вы не находите, что запах изменился?

Я решил, что Холмс надо мной издевается, хотя это противоречило его обычным манерам.

– Нет, не нахожу!

– Я тоже, – поддержал меня капитан.

Краем глаза я заметил, что на столе происходит какое-то движение, и обернулся. Щупальце марсианина прямо на глазах расползалось, превращаясь в зловонную массу. Вскоре от него осталась лишь лужа омерзительной бурой слизи.

– Их надо хранить на льду, – бесстрастно заметил капитан, своим тоном напомнив мне Холмса. – Иначе они очень быстро разлагаются, как вы могли убедиться.

– Идемте, господа. Здесь нам больше делать нечего.

И Холмс первый проследовал к двери.

Мы успели отойти шагов на двадцать от Мут-Холла, когда Холмс деликатно придержал меня за локоть.

– Я вижу, вас что-то беспокоит, дорогой Ватсон, – сказал он. – И я уверен, что это имеет непосредственное отношение к нашему делу.

– Мне не по себе, – вынужден был признаться я. – Со мной еще никогда не случались помрачения рассудка.

– Расскажите подробнее. В чем эти помрачения заключаются? Сколько их было? При каких обстоятельствах? Поверьте, это очень важно!

У меня возникло скверное подозрение, что Холмс печется отнюдь не о моем здоровье. Видимо, его поистине удивительная логика связала мое душевное беспокойство с расследованием, которое он вел.

– Моя память временами раздваивается, – начал я. – Когда мы вернулись к столу, мне поначалу казалось, что правы вы, друг мой, и щупальце имело другой вид. Я даже ясно вспомнил присоски и жилы. Но почти сразу я уверился, что щупальце не изменилось – оно изначально было гладким, лоснящимся, без всяких присосок. Сейчас я склоняюсь именно к этому, но причуды ложной памяти еще не рассеялись окончательно.

– Это ведь не единственное помрачение?

– Да, нечто схожее со мной произошло в госпитальной палате, когда я слушал матроса с «Сына грома». Я не мог вспомнить этого парня. Я был уверен, что в палате раньше лежали двое обожженных артиллеристов, а вовсе не Джон Скроу! Но постепенно я вспомнил, как матроса принесли в госпиталь на следующий день после битвы в заливе, как он назвал свое имя. Холмс, я до сих пор помню тех двух артиллеристов! Они были в числе раненых, которых я отправил поездом в Челмсфорд. Кто же лежал в угловой палате все эти дни?

– Увы, Ватсон, у меня нет ответа на ваш вопрос. Но я очень надеюсь получить его в самом ближайшем будущем – и не без вашей помощи. Это все помрачения, которые вы за собой припоминаете?

Я замялся.

– Был еще один момент, но я не знаю, можно ли отнести его к помрачениям. Когда я беседовал с малюткой Дженни в саду викария, мне в какой-то момент показалось, что девочка…

– Смелее! – подбодрил меня Холмс.

– Что девочка, – я собрался с духом, – ненастоящая.

Я замолчал, понимая, что ряжусь в шуты гороховые. Мой друг не торопил меня, видя, что мне трудно сформулировать мысль.

– Мне вдруг почудилось, что передо мной не живой ребенок, а персонаж.

– Персонаж?

– Литературный персонаж из моих записок. Или даже не моих, а какого-то неизвестного мне автора. Проходной, третьестепенный персонаж. Вы ведь читали мои записки? Вы знаете, что для оживления сюжета я иногда вставляю в повествование людей, которых не было в реальной истории?

– Знаю, – мрачно кивнул Холмс. – Мне это никогда не нравилось. Если вы берете за основу подлинную историю, то уж будьте добры придерживаться фактов! Если, к примеру, на Землю напали марсиане и жгут людей тепловым лучом, а им противостоит армия, с артиллерией и боевыми кораблями – мистика и чертовщина в описании такой войны миров попросту неуместна! Но я, кажется, увлекся. Продолжайте, дорогой Ватсон, я весь внимание.

– Итак, Дженни увиделась мне персонажем. Ты придумываешь для нее внешность, сочиняешь реплики, жесты, манеру говорить… А потом видишь, что этот персонаж совершенно лишний, что он попросту не нужен – и вычеркиваешь посвященные ей три абзаца, чтобы начать с чистого листа. Вот, собственно, и все. Это ощущение длилось меньше минуты. Потом я попросил Дженни открыть рот пошире и сказать: «А-а-а!». Я хотел, воспользовавшись ложечкой миссис Пристли, осмотреть горло девочки. С горлом все было в порядке, а я понял, что передо мной ребенок – испуганный и растерянный.

– Вы очень живо все описали, Ватсон. Благодарю вас. Уверен, что все ваши так называемые «помрачения» имеют вполне реальную причину. И причина эта напрямую связана с тем, что творится в Молдоне.

– А разве в городе происходит что-нибудь существенное? – удивился я. – С тех пор, как здесь разбили марсиан, в округе спокойно…

– Вот вам и главная странность, – загадочно улыбнулся мой друг.

– Так вы уже нашли разгадку?

– Есть набор предположений, но в стройную картину они пока не складываются. Слишком много фактов. Чтобы сложить их воедино, мне нужно время. Прошу вас, не торопите меня! Когда картина в моем мозгу сложится, вы будете первым, кто об этом узнает, обещаю. А сейчас я чувствую, что мои мысли начинают идти по кругу. На некоторое время я должен перестать думать об этом деле. Жаль, что моя скрипка осталась в Суссексе. Сейчас бы она мне очень помогла…