Филип Фармер - Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.

— Свяжите его! — велел Лос, указывая на Орка, и затем достал пистолет из кобуры. — Вала! Пойдем со мной! Придется их уничтожить! Нельзя оставлять их в живых после того, что они видели!

— Думаю, Шеон единственный свидетель. А другим он не скажет.

— Я не хочу рисковать. — Лос покачал головой. — Они не должны думать, будто мы не лучше их!

Ему хотелось хоть кого-нибудь убить. Раз ему не дали прикончить сына, он перебьет леблаббиев. Может быть, в другой раз он послушал бы Валу. Но не теперь.

Вала прикусила губу, однако кивнула, соглашаясь.

Орка перевернули, и Энитармон связала ему запястья. Делая это, мать наклонилась к нему и прошептала:

— Не серди больше отца. Я постараюсь его успокоить.

— Он меня убьет, — ответил Орк. — Он ненавидит меня. И всегда ненавидел. За что, мать?

Орка приковали к валуну около главного дворца — один конец десятифутовой цепи был присоединен к стальной плите, вмонтированной в гигантскую глыбу кварцита, а другой — к браслету с шипами вокруг правой лодыжки Орка. Почти весь день его обжигало солнце, а ночью он не мог заснуть — мешали холод, сырость и жесткий пол. Раз в сутки служанка приносила ему еду и оставляла ведро воды для питья и омовения. Освобождая мочевой пузырь или кишечник, Орк как можно дальше отходил за валун. Другая служанка, опять-таки раз в сутки, убирала за ним.

Каждый раз в самый полдень из дворца спускались его родители, тетка и дядя. Лос спрашивал сына, сожалеет ли он о том, что так плохо вел себя. Готов ли он просить прощения и обещать никогда больше так не поступать? Но даже тогда наказание еще не закончится, добавлял Лос.

— Многие Владыки расправились бы за подобное непослушание на месте. Но я не хочу причинять горе твоей матери, да и Лувах с Вал ой тоже просили быть снисходительным.

— Не следовало тебе бить меня, — мрачно произнес Орк.

— Я твой отец! Поступать так, когда ты того заслуживаешь, — мое право и долг!

— Ты бил меня много раз, — напомнил ему Орк. — Казалось бы, за столько тысяч лет должен бы обрести хотя бы немного мудрости и любви. Но ты ничему не научился. Как бы там ни было, мой отец ударил меня в последний раз.

Лос молча повернулся и пошел прочь, зеленый плащ развевался за его плечами, желтое перо на широкополой шляпе покачивалось в такт шагам. Мать и тетка задержались ненадолго, умоляя Орка склониться перед волей отца.

— Ты так упрям, — говорила Энитармон, и слезы текли по ее щекам. — Упрямство погубит тебя. Что я буду делать, если потеряю своего первенца?

— Убьешь Лoca и тем самым отомстишь за меня, — спокойно ответил Орк. — По-моему, тебе давно хочется это сделать. Не понимаю, почему ты до сих пор с ним. Разве нет других миров, куда ты могла бы уйти? Хотя бы к Луваху и Вале?

— Вижу, ты твердо решил умереть, — Энитармон поцеловала сына в щеку и ушла. Лувах, шумно вздыхая, последовал за ней, но Вала осталась.

— Я прокрадусь к тебе ночью и принесу одеяло и какой-нибудь еды.

— Не рискуй собой ради меня. Спасибо за то, что хоть ты меня любишь.

— Мать тоже любит тебя, — возразила Вала. — Ты же видел, как она бросилась на твою защиту, когда Лос хотел пронзить тебя копьем. Но у нее такой характер, что она не в силах противиться мужу, если ее не доведут до крайности — да и тогда ее бунт не длится долго.

— Что проку быть Владыкой, если ты не властен над собой, не в силах изменить характер?

— Некоторые менялись, однако не всегда к лучшему. Но большинство не способно переделать себя, это вопрос воли, а не биоинженерии. Разве ты позволил бы изменить себя?

Перед уходом Вала крепко поцеловала его в губы. Орк подозревал, что женщина хотела близости с ним так же сильно, как и он. А может, это проявление родственной любви, а он из-за своей молодости и неопытности принимает ее привязанность совсем за другое?

День все тянулся и тянулся, навевая тоску. Когда Орк расхаживал взад-вперед, волоча за собой цепь, звякавшую о слегка шероховатую поверхность прозрачного пола, его мысли тоже не стояли на месте — от планов побега до картин воображаемого убийства отца.

Наконец настала ночь. Взошла первая луна, два часа спустя на небе появилась и вторая. По представлениям Джима, смотревшего на мир глазами Орка, они были вполовину меньше земной Луны. И, разумеется, пятна на них были совсем другим.

Орк не сразу заснул, но когда его (и Джима тоже) разбудило чье-то прикосновение, ему показалось, что прошло не более пяти минут. Он с трудом различил лицо Валы.

— Я принесла тебе одеяло и еду, — прошептала она. — И не только. — Она показала ему какой-то предмет. — Лучемет. Не шевелись. Сейчас я перережу твою цепь.

— Не надо! — Орк печально вздохнул. — Спасибо, но я не могу позволить тебе рисковать собой. Если я убегу, отец проведет тщательное расследование, выяснит, кто это сделал, и убьет тебя!

— Не убьет, если ты успеешь расправиться с ним.

Вдруг неожиданно тихо охнула и упала, придавив Орку ноги. Над ними маячил какой-то силуэт, вне всякого сомнения принадлежавший Лосу. Вала, постанывая, попыталась встать.

— Лежать, вероломная шлюха! — приказал ей Лос. — Мне следовало бы убить тебя, Вала! Я понимаю, почему тебе жалко Орка. Я и сам когда-то любил его. Но ты предательски воспользовалась моим гостеприимством! Как знать, не замышляла ли ты помочь моему сыну убить меня...

Лос продолжал бушевать — смысл его речей заключался в том, что он, по милосердию своему, разрешает Вале и ее мужу вернуться в их вселенную. Но сделают они это сию же минуту и под конвоем. Вала больше не увидит Орка. С сыном он разберется сам, хотя они никогда не узнают, как он поступил.

Вала попыталась возразить, но Лос предупредил, что пристрелит ее на месте. Он еще минут пять продолжал обрушивать проклятья на их склоненные головы. Умолкнув наконец, он прижал небольшой цилиндр к руке Валы, женщина тут же лишилась чувств. А затем Лос ткнул цилиндриком Орку в грудь. Юноша потерял сознание, а вместе с ним и Джим.

Джим пришел в себя одновременно с Орком. От яркого солнечного света молодой Владыка зажмурился, и Джим почему-то последовал его примеру. Молодой тоан сидел, упираясь голыми ягодицами в скальный карниз, прислонившись спиной к вертикальному выступу скалы. Руки у него были связаны за спиной веревкой. Карниз заканчивался в футе от него, и далее вниз круто уходил горный склон, поросший примерно до половины высоты лесом. У его подножия тянулась река, петляя сквозь лесную чащу. По другую сторону реки высилась другая гора, ее вершину покрывал снег.

Небо было голубым — значит, Орк сейчас не в своем родном мире, если он только не пробыл без сознания больше двух суток.

На коленях у юноши лежал кусок пластика, исписанный четким почерком, — письмо от Лoca?