Яков Хотомлянский - Клуб любителей фантастики, 2012

Он вызвал к себе Газоя.

— Резник говорил, что хочет писать прозу, — поделился генерал с ним, когда тот вошёл. — Представляешь, что тогда начнётся?

— Никак нет, Антон Дмитриевич.

— Поэзия, конечно, штука красивая. Но там всё на образах, на ассоциациях, каждый поймёт, как хочет, или придётся догадываться. А в прозе всё чётко, ясно, с крепкой основой. Если он опишет в рассказе, как по России идёт цунами, то разрушения будут раз в пять масштабнее, чем, если он вскользь опишет слёзы о погибших в стихах.

— Интересная точка зрения, — сказал Газой. Я об этом как-то не думал.

Хербурычева вдруг неприятно осенило: с помощью своего таланта Резник может и избавиться от него самого с его заказами, и от их назойливого внимания, и… от спецслужбы вообще. Просто заставит её исчезнуть. Вот тогда начнётся настоящее «веселье», рядом с которым любое цунами покажется детской игрой.

— Пётр, — спросил он, — как продвигается эксперимент с натаскиванием нашего штатного поэта?

— Вы про Семёна Ужудога, — уточнил Газой, — над которым наши ставят эксперименты магнитным полем?

— Успехи есть?

— Насколько мне известно, он уже смог сдвинуть с места спичку с помощью стихов.

— Всего лишь спичку? — скривился генерал. — М-да, вот что значит талант не от природы, как у Резника, а попытки его развить.

— Думаете, продолжать не стоит?

— Нет-нет. Вполне вероятно, что Ужудый нам очень скоро понадобится. Необходимо найти способ ускорить его обучение.

— Хорошо, Антон Дмитриевич.

Резник написал стихотворение в прозе, и окно снаружи осветила вспышка молнии. В стёкла забарабанил дождь.

Он написал другое четверостишье, и спустя несколько минут дождь перестал. Тучи раздвинуло солнце.

У него в мозгу вдруг открылся канал, в голову хлынул поток образов, ярких и необычных, простых и повседневных. Он писал о пробках на дорогах, о напрасной смерти на войне, о безруких солдатах, просящих подаяние. О потерявших совесть влиятельных бизнесменах, что стреляют в журналистов или водителей, которые случайно царапают им краску на джипе. О заполнивших экраны ток-шоу «кто с кем переспал» или грязных «журналистских» передачах на тему «кто, как и чем убил моего соседа», о блатных песнях, которые со смаком крутят по радио и которые слушают дети.

А потом Илья написал стихотворение о похожем на НЛО облаке, повисшем над Москвой. Пока Резник заваривал кофе, курьер из интернет-магазина доставил ему новый принтер.

Хербурычев с тревогой замечал, что время идёт, но ничего не происходит. Отдел аналитики мониторил новости ежечасно, но ничего не сообщалось о лёгком экономическом спаде в Америке, ни слова о том, что Россия получает права на богатства Арктики. Никто не звонил и не дарил генералу долгожданную виллу у моря.

Зато появилось сообщение, что в центре Москвы повисло не то облако, не то огромная летающая тарелка.

Генерал понял, что всё пропало. Он набрал номер и отдал по телефону необходимые распоряжения.

Из автомобиля вышли трое в серых плащах, с помощью магнитной отмычки проникли в подъезд. Один поехал на лифте, двое стали подниматься по лестнице.

В квартире тихонько жужжал принтер. Резник заканчивал распечатывать рассказ об идеальном мире — без войн, без террористов и спецслужб.

Вскоре открылись и закрылись двери подъехавшего пустого лифта. По лестнице на площадку поднялись двое в серых плащах поверх комбинезонов и позвонили в дверь рядом с квартирой Резинка. Старик-сосед переезжал и вызвал двух грузчиков, чтобы вынести на улицу мебель.

В этот самый миг более или менее «натасканный» оперативниками, которые минуту назад превратились в работников рекламного агентства Семён Ужудый поставил точку в своём первом стихотворении «направленного действия».

Камень пытался вырваться из пальцев и взлететь. Признаться, я всегда думал, что удержать антимассу очень сложно, — а получалось булыжник как булыжник, точно так же хочет упасть, только вверх. Закралось подозрение, а не подсунул ли мне Тарас какую-то подделку, чтоб убедить участвовать в сомнительной, но до чёртиков заманчивой экспедиции? Я начал вспоминать свойства антимассы. Отталкивается от «обычной» массы — вроде, было.

Обладает отрицательной энергией — это даже в лабораториях со спецоборудованием до сих пор определить не могут, спорят, не забыл ли старик Эйнштейн «надеть» модуль на своё Е-Эм-Це.

— Стой! — крикнул Тарас, кряжистый бритоголовый парень, по замаху догадавшись, что я собирался сделать. Тарас махнул руками, пытаясь поймать драгоценный булыжник, но привычка заставила ловить на линии броска, а камешек, больно ударив по пальцам, полетел над моей рукой, как и положено антимассе. По красивой такой параболе полетел, упиравшейся в потолок университета.

Про это я как-то не подумал.

— Ну и как оттуда доставать будешь, умник? — зло спросил Тарас.

Коридоры в университете делали высокие, не поскупились на «храм знаний», хотя на Марсе с кислородным пространством туго.

Как можно добыть булыжник из ямы глубиной метра в три? Только спуститься.

— Лестницу…

— Завянь. — приказал Тарас, схватил меня под локоть и потащил к туалету. Я не пытался вырваться — провинился, чего уж там…

— Короче, отдашь из своей доли, неожиданно миролюбиво предложил Тарас. — Сейчас светиться нельзя, чтоб не узнали, где месторождение. Поехали.

У меня на носу была зачётная неделя. Первый раз. между прочим, добрался до зимней сессии второго курса. Ну да ладно — доучиться можно будет и потом, а вот Тарас с антимассой ещё раз вряд ли появится.

Да и… два раза за одну несдачу не выгоняют!

Грузовой корабль Тарас добыл доисторический, зато огромный.

— У него хоть защита от радиации есть? — поинтересовался я, разглядывая приборную доску «Калиостро».

Ратовало, что многие датчики действительно давали полезную информацию. Правда, непонятных и незнакомых было больше, но ведь не все они предназначались навигатору.

Наверное.

Тарас не ответил, напряжённо вглядываясь в поверхность, тянувшуюся под нами. Дюны красного песка, монотонный пейзаж. От такого в сои тянет, если приборы не разглядывать.