Владимир Владко - Седой капитан

— Почему же в жандармерию? – Мягко вмешался он. – Ведь в таких случаях человека отвозят в больницу.

— Потому, что я так говорю, – отрубил человек в широком пальто. – И советую не тратить время на лишние разговоры!

Он раздраженно отбросил борт пальто и показал значок агента полиции на лацкане своего пиджака.

— Теперь понимаете? Ну, скорей!

Механик все еще ​​смотрел на своего спутника. Тот спокойно подошел к телу юноши, наклонился. Пиджак Алеся расстегнулся. На джемпере в лучах фар блестел маленький комсомольский значок, его юноша старательно хранил в плену, пряча от жандармов, и теперь надел, отправляясь на Родину.

Агент полиции нетерпеливо крикнул:

— Я говорю – скорей! Вы что, не знаете, как надо выполнять распоряжение полиции?

Мужчина в кожаной куртке, словно не слыша его, взмахом руки подозвал к себе механика.

— Валенто, это раненый комсомолец, – шепотом сказал он. – Удивительно, как он здесь оказался… Мы возьмем его, но одного. Успокойте этого агента. Не надо шума.

— Есть! – Охотно отозвался механик. Он повернулся, подошел к агенту полиции и вежливо поклонился:

— Позвольте, милостивый государь, провести вас к машине. Мой товарищ заберет раненого преступника. Простите, все это вышло так неожиданно… мы к вашим услугам… Прошу!

Агент кивнул: такой тон ответа был значительно привычнее для него. Он сделал шаг к ярким фарам автомобиля и, не останавливаясь, уже спокойнее бросил:

— Так будет лучше. А иначе …

Его фраза осталась неоконченной. Тяжелый крепкий кулак механика, как кузнечный молот, опустился на его голову. Не издав не единого звука агент пошатнулся и упал на землю.

Механик насмешливо посмотрел на него, подождал несколько секунд.

Агент не шевелился.

Тогда механик повернулся и подошел к своему спутнику, который спокойно ждал. Они вдвоем подняли безжизненное тело юноши и понесли его в машину. Через несколько секунд автомобиль, все еще невидимый в густой темноте, плавно тронулся. Он объехал тело агента полиции, которое лежало в пыли на краю шоссе, и так же плавно начал набирать скорость.

И снова под насыпью стало темно. Только наверху бегали люди с фонарями в руках и доносились крики и стоны раненых.

2. Блестящее начало парада

Как и сообщалось в газетах, входить в центральную часть столицы с самого рассвета было запрещено для всех, кто не имел специального пропуска. Полицейские патрули перекрыли все улицы и переулки, которые вели к Авеню–дель–Прадо, к улице Алькалы и площадям Кастелара и Кановас. Что касается парка Эль–Ретиро, то он был закрыт для обычной публики еще со вчерашнего дня.

И это никого не удивляло, потому что иберийцы давно уже привыкли к жестокому произволу фалангистского правительства, которое, боясь народа, отгораживалось от него рядами вышколенных, откормленных полицейских и жандармов. А на сегодня был назначен большой военный парад, его принимал сам каудильо, генерал Фернандес в окружении всей своей свиты. Вот почему главная магистраль, вдоль которой должны были проходить части, Авеню–дель–Прадо охранялась еще тщательней, чем обычно. Здесь были расставлены самые преданные жандармы и агенты полиции. Вдоль мостовой, отделяя ее плотной живой стеной от широких тротуаров, стояли цепи фалангистов в черных рубашках с золотыми нашивками. А дальше на север, ближе к площади Кастелара, охранников было еще больше: там, на балконе большого дома, расположились напыщенные, украшенные целой россыпью орденов генералы, и среди них – сам каудильо Фернандес, полновластный диктатор угнетенной страны.

Маленькими черными глазками, с подозрением сверкавшими из‑под позолоченной каски, Фернандес всматривался в то, что происходило на площади, изредка проводя рукой в ​​белой перчатке по своим черным усам. Время от времени он бросал в сторону какое‑нибудь замечание – и его сразу почтительно записывали адъютанты: каждое слово диктатора, пусть пустое, пусть праздное, должно быть навеки закреплено для истории, как мудрая, неоспоримая истина, обязательная для всех.

Время от времени Фернандес поднимал вверх руку, лениво приветствуя воинские колонны. И тогда, сразу, выполняя команду бдительных агентов, внимательно следивших за малейшим движением диктатора, по широкой площади прокатывались тщательно заученные приветственные возгласы:

— Эввива каудильо!

— Слава Фернандесу!

— Да здравствует Великий Фернандес!

Словом, все происходило, как и всегда во время парадов, по заведенному раз и навсегда строгому порядку, который душил малейшее проявление живой мысли, живых чувств, заменяя их заученными приветствиями и славословием.

Прошла уже пехота, вслед за ней залихватски прогарцевала кавалерия, двинулись, наконец, механизированные части – самоходные орудия и танки. Репродукторы, которые все время восхваляли фалангистские воинские части, захлебывались от казенного восхищения.

— Посмотрите на эти прекрасные орудия и танки, иберийцы! – Раздавался уже охрипший голос из репродуктора. – Посмотрите, и ваши сердца возрадуются! Разве сможет кто‑нибудь остановить железную поступь этих мощных машин, управляемых надежными руками смелых фалангистских воинов? Они вдохновлены именем Великого Фернандеса, они несут это священное имя в своих сердцах, – кто и когда смог бы остановить их?..

— Конечно, из этой чиновной публики – никто, – сквозь зубы тихо сказал своему соседу невысокий коренастый человек в толпе. Сосед посмотрел на него, но промолчал.

— Обратите внимание, иберийцы, как уверенно движутся эти тяжелые танки, как мягок их мощный ход, – захлебывался голос из репродукторов.

— Будто смазанный маслом, отобранным у наших голодающих детей, – так же тихо, как и раньше, добавил снова коренастый.

На этот раз его сосед ответил шепотом:

— Замолчи, Педро. Твои остроты ничего не дадут. Зачем рисковать? Услышит какая‑нибудь полицейская собака и арестует, только и всего. Береги лучше силы для другого, друг.

— Но противно же слушать такое наглое хвастовство! – Не унимался первый.

— Как будто ты не привык к этому? – Пожал плечами второй.

Тогда первый глубже засунул жилистые руки в карманы пиджака и хмуро согласился:

— Ладно, пусть будет по–твоему, Фредо…

Голос из репродукторов что‑то выкрикивал, но толпа на тротуарах Авеню–дель–Прадо зашумела. Люди вытягивали шеи, пытаясь лучше рассмотреть, что происходит на мостовой.

Что случилось? Почему зашумели люди, почему вдруг засуетились жандармы и агенты полиции, почему цепи фалангистов отступили на шаг от тротуаров, оттесняя спинами толпу?

Два ближайших танка вдруг остановились. Их мощные моторы замолчали. Смолк железный рокот, который наполнял до сих пор воздух. А за этими двумя танками остановились и другие, которые шли позади. В чем дело? Возможно, это произошло только потому, что случайно остановились передние?.. Но нет: вот замерли моторы и у тех, которые уже выходили на площадь Кастелара и были далеко впереди. Что же такое? Почему произошла задержка?