Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 18

Настоящей ночи не было. День медленно превращался в мерцающие сумерки без теней и звезд, только сверкал ослепительный Имхотеп. При этом свете можно было свободно читать, хотя дальность видения снизилась до трех-четырех километров и все, кроме Пас де ла Фронтера позади и нескольких деревенек впереди, скрылось за дымкой. Постепенно солнечное сияние слилось в цельное кольцо. В стороне Патриция оно было толще и ярче, чуть шире, чем дневной диск. Оно сияло всеми оттенками оранжевого и лишь снизу чуть-чуть — пронзительно белым. Кольцо сужалось и краснело, уходя вдаль, пока не замкнулось с другой стороны, и тогда оно стало огненной полосой. Небо в кольце меняло цвет от бледно-голубого на стороне солнца до фиолетового в зените, ниже кольца была темнота — поверхность планеты.

Взошла луна — Икар, — сначала хаос серебра, превратившийся, поднимаясь, в сверкающий щит.

В прибрежных лесах лежала густая тень, но шепчущая река сияла, как ртуть.

Диана не знала, сколько времени простояла она на палубе, глядя на смену красок, форм и теней. Когда палуба содрогнулась под копытами и зарокотал глубокий бас, она пришла в себя, вздрогнув, как от падения с обрыва.

— Ах, какое красивое, просто невероятное зрелище! — произнес Аксор. — Что за художник Создатель наш! Одно то, что мы это увидели, может почти оправдать это наше путешествие.

Диану кольнуло предчувствие.

— Почти?

— Да, я боюсь, что наша экспедиция не имеет под собой основы. Я был в салоне, говорил со всеми по очереди, командой и пассажирами, в том числе с обоими людьми. Никто не может охарактеризовать ни один объект как след Древних. Один говорит о больших развалинах в предгорьях северных гор, другой, кто там бывал, говорит, что это следы терранской шахтной разработки, заброшенной столетия назад, когда золото истощилось.

Раздался тяжелый вздох:

— Нам следовало остаться на Имхотепе и закончить наше исследование. Теперь же мы заперты на Дедале неопределенное время, а я… я ведь уже немолод.

Диана ощутила свою вину — к горлу подступил комок.

— Прости меня. Аксор поднял руку:

— О нет, нет, мой дорогой друг. Я не виню тебя ни в малейшей степени. Ты побуждала меня к тому, что тебе казалось лучшим в твоей — твоей стремительности. И жалости к себе у меня также нет. Это самое презренное из всех чувств. Мне не следовало соглашаться на это поспешное путешествие. Ошибка эта моя, но не твоя. Зато вдоль всего пути мы будем видеть чудеса.

Диана собралась с мыслями.

— Мы даже можем найти то, что ты ищешь, — сказала она как могла уверенней. — Эти пассажиры — просто обычные речные путешественники, да еще одна из другого мира. А в Лулахе мы найдем таких, кто больше ездил по планете. Скажем, захарийца. — Она помолчала. — Это вообще загадочный остров. Ты мне, помню, говорил, как реликты Древних на Энее повлияли на всю культуру поселенцев. Может быть, так было и на Захарии.

— Что ж, надеяться мы можем, — голос Аксора чуть оживился. — И да будешь ты держаться веры, надежды и милосердия — трое их, но важнее всего милосердие, — процитировал он. — Но и надежда — не младшая в этой триаде.

Ей снова стало противно от того, как она с ним поступает, и она подумала, удастся ли ей когда-нибудь это искупить. Пока что трудно было сказать. Она сознавала, что действует согласно вере — вере в Таргови, и надежде — надежде на приключение, но чертовски мало занята милосердием.

Диана расправила плечи. Даст Бог, где-нибудь на Дедале найдется что-нибудь и для ее старого пилигрима.

Аксор от души потянулся — угрожающее зрелище для тех, кто его не знал.

— Я так думаю, перед сном недурно бы поплавать. Не хочешь ли пойти со мной? Я потом легко догоню корабль и тебя довезу.

Минуту Диана боролась с искушением. Понаслаждаться купанием в мощном течении… Но у нее не было купальника, а рисковать показываться обнаженной мужчинам наверху она не хотела. Они с виду были весьма достойными, старого закала людьми, но после инцидента в Пас де ла Фронтера ей не хотелось создавать у кого-нибудь ложное впечатление.

И что еще важнее, до нее вдруг дошло, что это ее шанс поговорить с Таргови.

— Нет, спасибо, — ответила она так поспешно, что он взглянул на нее вопросительно. — Я, знаешь, устала и к тому же хочу еще посмотреть на это зрелище. Давай, доставь себе удовольствие.

Воданит скользнул через планшир. Удивительно, как грациозно мог он двигаться, когда хотел. В воду он вошел почти без всплеска. Рассеянный свет поблескивал на чешуе и спинном гребне. Мощный хвост быстро понес его прочь.

Диана огляделась. Кто-то — по виду цинтианин — сидел на мостике, где лоцман вел корабль. Никто из них не обращал на нее внимания и тихий разговор тоже не смог бы подслушать. Все остальные ушли вниз: они привыкли к созерцанию волшебных колец, в отличие от нее. Диана сбежала по трапу.

За задней рубкой был натянут тент, защищавший от дождя дрессированного зверя Во Лиа. Он несколько затенял сидящего в клетке Таргови. Диана видела его как неясное очертание, ритмически двигающееся — тренировка, чтобы и в плену сохранять форму. Она скрючилась у прутьев.

Его кошачьи глаза узнали ее тут же.

— А-а-ах, наконец, — выдохнул он и присел с другой стороны лицом к лицу с ней. — Как оно там, эльфенок?

— Я нормально, только ничего не понимаю, а бедный Аксор здорово обескуражен, — сказала она полушепотом. — Слушай, что вообще происходит?

Он перешел на тоборко. Хотя в монотонном бормотании пропадали бесчисленные нюансы этого музыкального языка, зато случайный наблюдатель увидел бы только, как человек слушает странную звериную песню.

— Ты вполне заслужила любого объяснения, которое я мог бы дать, о бесценное дитя, тем более что я не раз еще обращусь к тебе с просьбой послужить мне и принять на себя риск, который никто из нас предвидеть не может. Высоки ставки в этой игре, а правил никто не знает, и они меняются, как погода весной.

Ты поняла, что я не просто бродяга-торговец, но еще и тайный агент разведки Империи. Моя роль была в основном передавать начальству все, что я находил интересного в этом мире невдалеке от мерсейских дорог, посещаемом самыми разными расами. Но мне довелось открыть один случай шпионажа и найти следы других.

И все равно, когда я унюхал в воздухе что-то по-настоящему большое, то не только мои предупреждения были оставлены без внимания, но мне было запрещено их повторять или продолжать расследование. Об этом позже, когда будет время для подробного разговора. Сегодня достаточно только сказать: у меня была причина верить, что бунт Магнуссона — это не просто восстание разозленного человека против плохих хозяев. А с Захарии Запретной доносилось дыхание еще чего-то куда более странного.